Даниэл Уолмер - Чаша бессмертия

Но Гарриго не двигался. Лицо его было по-прежнему бледным, а взгляд — ускользающим в сторону. Манжеты утратили свою белоснежность, оттого что он теребил их не переставая.

— Гарриго! — снова заговорил киммериец. — Помнишь, как мы сражались с тобой против пяти аргосских плавучих стервятников полгода назад? Я — на своем «Вестреле», ты на «Стриже». Помнишь, как прозвали тебя аргоссцы, те, кому посчастливилось выскочить живым из той битвы? Кордавский Демон — прозвали они тебя! Вспомни, Гарриго. Ты один вступал в бой с восьмерыми! Каждый нищий в Кордаве расскажет с десяток легенд о твоей безумной храбрости. Подойди ко мне, друг, плюнь на магию! Мы обнимемся, раскупорим несколько бутылей и вместе подумаем, как можно помочь малютке Зингелле.

Гарриго чуть улыбнулся, но улыбка вышла кривой и жалкой. Он шагнул было в направлении киммерийца, но тут же отшатнулся назад. Глаза его были полны такой муки, что Конан не мог ему не посочувствовать.

— Ладно, — бросил киммериец, — Стой, где стоишь. Что-то захотелось мне закончить свой отпуск раньше времени и поскорее вернуться на свой «Вестрел»…

Внезапно в голову ему пришла неплохая мысль: раз уж он внушает всем вокруг беспричинный страх, почему бы не попробовать обратить этот страх на пользу и не поговорить с Зингеллой? Конечно, рекомендации Майгуса вызовут у нее буйный протест, но если он, Конан, повелит ей послушаться, вряд ли она сумеет ему возразить. Чудаковатый звездочет уверял, что это единственный способ сохранить ей жизнь и не стать добычей молнии. Конан не особенно склонен ему доверять (впрочем, как вообще кому бы то ни было), но вдруг?..

— Позволь мне поговорить с твоей дочерью! — сказал он, выходя из тени и приблизившись к герцогу.

— Конечно, конечно, Конан! — залепетал Гарриго, отшатнувшись назад. — Я сейчас же велю позвать Зингеллу. Для нее будет большой честью разговор с вами!

Он поспешно вышел из комнаты, с таким явным облегчением, что киммерийцу захотелось выругаться. И это тот самый Гарриго, Бешеный Герцог, Кордавский Демон и прочая, прочая, с которым столько раз они вместе смотрели в ледяные глаза смерти и хохотали над ней!..

Зная безмерную гордыню Зингеллы, Конан втайне надеялся, что хотя бы она, знатная аристократка, не будет смотреть на него взглядом забитой собаки и вздрагивать от малейшей перемены его интонации. И в первые мгновения их встречи он готов был возликовать: с таким достоинством держалась девушка.

На Зингелле было платье из пурпурного атласа. В черных, непокорно вьющихся волосах блестела бриллиантовая диадема, на смуглой шее каплями окаменевшего вина горели рубины. Правда, бледное, исхудалое и измученное лицо ее мало гармонировало с роскошным нарядом. Под глазами, лишившимися блеска, залегли синие тени. Потерявшие яркость и свежесть губы больше не напоминали бутон, они были сжаты горестно и презрительно.

Поздоровавшись, Конан долго рассматривал девушку, чья суть была из того же вещества, что и молния, и оттого должна была достаться небесному бичу. Несомненно, огня в ней значительно поубавилось, хотя он еще был. На назойливый взгляд киммерийца она ответила гневно-возмущенным сверканием глаз и нахмурилась. Как и у герцога, пальцы ее все время были в движении, но они не теребили, а рвали — надушенный кружевной платочек превратился в бесформенные лоскутки, становящиеся все мельче и мельче.

Конан как можно полнее передал ей слова Майгуса. Он подробно описал тот способ, единственный, как видно, способ, которым она может уберечь себя от страшной гибели в юном возрасте. Правда, кое-что в своем рассказе он опустил: не стал говорить о потере невинности, лохмотьях, а также о предназначенной ей в доме Майгуса роли служанки. Со всей доступной ему убедительностью он объяснил девушке, что как ни тяжелы и унизительны условия, поставленные ей звездочетом, но иначе, по-видимому, избежать небесной кары ей невозможно.

Зингелла выслушала все молча, не проронив ни звука, и только черные ее газа наполнились еще большим негодованием и презрением. Она сухо кивнула, давая понять, что приняла к сведению сказанное им, и собралась было выйти.

— Погоди-ка, — Конан остановил ее, не слишком галантно ухватив за плечо. Чтобы добиться своего, он решил вести себя более резко и властно. — Сейчас ты пойдешь к себе и переоденешься в платье одной из твоих служанок! Снимешь все драгоценности и оставишь прощальную записку отцу. Все длинные объяснения с ним я беру на себя. Затем я провожу тебя до городских ворот и объясню, как лучше всего добраться до звездочета. Ни денег, ни еды брать не нужно. Я жду! Надеюсь, переодевание не займет у тебя много времени.

Конан чувствовал, как под его рукой плечо девушки сжалось и заледенело. Она побледнела, совсем как герцог, и мелко-мелко дрожала. С горечью киммериец осознал, что Зингелла также боится его, боится смертельно, а все ее презрение в глазах и надменно нахмуренные брови — лишь притворство, маска, натягиваемая ею на себя из последних сил.

Его предположение подтвердилось тут же, так как девушка, не посмев ослушаться, очень быстро вернулась и встала в дверях, ожидая дальнейших распоряжений. Платье, которое на ней было теперь, назвать простым можно было очень условно: хотя и лишенное золотого шитья и кружев, оно было сшито из тонкой и дорогой ткани, — но Конан придираться не стал. Драгоценности она сняла, все, кроме маленького колечка с бриллиантом. Конан снял его сам, властно протянув руку и преодолев слабое сопротивление худых пальцев.

Вместе они вышли из особняка Гарриго. Домашние и слуги провожали их удивленными взглядами, но никто не осмелился ни о чем спросить. Герцог на пути им не встретился, видно, удалился на достаточное расстояние от внушающего безумный ужас недавнего приятеля.

Конан довел Зингеллу, как и обещал, до городских ворот и дал точные наставления, как следует ей идти, чтобы к исходу пятого или шестого дня достичь обители звездочета. Ему показалось, впрочем, что девушка не слышит или не понимает того, что он говорит, и лишь механически покачивает головой.

— Не унывай! — Он отечески похлопал ее по спине, напряженной и твердой, как дерево. — У звездочета есть две дочки, немного постарше тебя, так что скучать ты не будешь. Да, скучать ты не будешь, — повторил он, усмехнувшись, и лица Иглл и Сэтлл, одно холодное и насмешливое, другое смешливое и нежное, промелькнули перед его мысленным взором. — Они без устали играют и веселятся и то и дело выдумывают замечательные сюрпризы!..

Когда маленькая и напряженная фигурка девушки-молнии скрылась за поворотом дороги, Конан глубоко вздохнул и побрел обратно. Возвращаться в дом испуганного герцога ему не хотелось. Чтобы встряхнуться и разогнать смутные мысли, киммериец завернул в один из попавшихся ему на пути кабачков. Заказав несколько кружек пива и заставив ими половину приземистого стола, Конан огляделся вокруг и пригубил кружку, опустошив ее сразу наполовину.