Стивен Эриксон - Память льда

Он припомнил сочинения историков, думающих именно так. Старый солдат Дукер, к примеру, хотя он давно вышел из фавора. Любой надевающий имперскую форму ученый немедленно бывает заподозрен… в приспособленчестве и двоедушии. По очевидным резонам. Однако же в молодые годы он был ярым сторонником большой роли личности.

Проклятие великих умов. В юности набрести на идею, потом отражать все неизбежные атаки и осады на нее, и наконец — стоять на страже давно забытых крепостей, с бесполезным оружием в руке… черт побери, снова я отвлекся.

Итак, он стал точной опоры. Положение, требующее внезапного укрепления его эго, непоколебимой веры в свою эффективность. Увы, на это я способен менее всего. Я осажден неуверенностью, скептицизмом — всеми пороками вечно находящегося не у дел.

Тот, кто подрывает каждую свою задачу, подобно дереву, грызущему собственные корни, почувствует лишь горькое удовлетворение, когда наконец рухнет.

Боги, я говорю вам о ложном выборе…

Лязгающий звук известил Парана, что в зале появился кто-то еще. Мигая, он оглядел комнату. Великан среди каноэ, в кольчуге из монет.

Капитан кашлянул. — Последний визит?

Воин — Баргаст выпрямился.

Его лицо показалось знакомым. Миг — и капитан узнал молодого воина. — Кафал, это ты? Брат Хетан?

— А ты малазанский капитан.

— Ганоэс Паран.

— Благословляющий.

Паран нахмурился. — Нет, такой титул подобает скорее Итковиану, Надежному Щиту…

Кафал покачал головой. — От лишь несет бремена. Ты — благословляешь.

— Ты намекаешь, что я способен облегчить… бремя Итковиана? Нужно всего лишь… благословить его? Я думал, я судья. Все еще сложнее. Сила благословения? Сбереги Беру.

— Не мне рассуждать, — сказал Кафал. Его глаза мерцали в свете факелов. — Но ты не можешь благословить того, кто отрицает твое право сделать это.

— Хорошенькое дело. Неудивительно, что большинство жрецов выглядят жалко.

Теперь блеснули зубы Баргаста — то ли в ухмылке, то ли в оскале.

О, мне не понравилось его замечание о благословении. Однако в нем скрыт смысл. Как же еще Владыке Фатида решать споры? Действительно, словно в магистрате Анты; только здесь что-то религиозное — и это меня тревожит. Обмозгуем потом, Ганэс…

— Я сидел и думал — вот прямо сейчас — что в этих гниющих лодках сокрыта тайна.

Кафал что-то проворчал.

— Получается, я ошибся?

— Нет.

Паран улыбнулся. Он уже заметил, что Баргасты не любят говорить 'да' кому бы то ни было; однако можно было получить их согласие, идя обходным путем. — Ты хотел бы, чтобы я ушел?

— Нет. Только трусы таят секреты. Подойди поближе, если хочешь, и узри одну тайну древних ладей.

— Благодарю, — ответил медленно поднявшийся Паран. Он взял фонарь и подошел к краю ямы. Слез и встал на мокрую почву рядом с Кафалом.

Правая рука Баргаста лежала на резном носе каноэ. Паран наклонился: — Сцены битв. На море.

— Это не тот секрет, что я покажу, — ответил Кафал. — Резчики владели великим мастерством. Он скрыли сочленения, и даже века не смогли разоблачить их уловку. Видишь, каноэ выглядит словно вытесанное из одного ствола? Это так, и все же судно сделано из частей. Ты понимаешь, Ганоэс Паран? — Капитан склонился еще ниже. — Да, — сказал он некоторое время спустя, — но только потому, что некоторые части отвалились, открыв сочленения. Например, вот эти панели…

— Да эти. Теперь узри тайну. — Кафал вытащил широкий охотничий нож. Вставил в щель между резной панелью и внутренней частью обшивки, повернул.

Резной планшир отошел от обшивки носа. Стала видима потайная ниша. Внутри что-то тускло блеснуло. Вернув нож в ножны, Кафал вытащил предмет их ниши.

Меч, односторонний, с закаленным лезвием, блестел словно вода в свете факелов. Оружие было очень длинным — кончик более чем в сажени от обернутой жилами рукояти. Меч был без ножен, но столетия не оставили на нем следа.

— В нем магия.

— Нет. — Кафал поднял оружие, схватившись за рукоять обеими руками. — В дни юности нашего народа терпение и мастерство шли в совершенном союзе. Лезвия были несравненными тогда и остаются такими сейчас.

— Прости меня, Кафал, но ваши виденные мной крюки — мечи и копья сделаны с исключительным искусством.

Кафал оскалился. — Не надо извиняться. Ты очень мягок в своих словах. На самом деле наши нынешние орудия выкованы плохо. Мы утеряли древнее знание.

— Кафал, я не могу представить себе современный меч, способный выдержать такое небрежение и не заржаветь. Ты уверен, что он не пропитан чарами…

— Уверен. Сплав отражает атаки времени. В нем металлы, которые были позабыты и, при нынешнем преобладании магии, уже не будут открыты вновь. — Он протянул меч Парану. — Он выглядит несбалансированным? Слишком тяжелый конец. Вот здесь.

Паран принял оружие. Оно было легче кинжала. — Невероятно, — пробормотал он. — Он должен сломаться…

— Не так просто. Не гнется, верно? Можно решить, что он хрупок. Но нет. Изучи лезвие. Ни одной зарубки, хотя этот меч знал много, много битв. Острие осталось острым и гладким. Этому мечу не нужна правка.

Паран вернул меч и поглядел на лодки. — И в этих ладьях скрыты еще мечи?

— Да.

— Кто пользовался ими? Вожди?

— Нет. Дети.

— Дети?

— Тщательно отобранные, чтобы начать тренировки с этими мечами. Вообрази движения с этим клинком, капитан. Твои мышцы ожидают чего-то более тяжелого. Ты или слишком резко замахнешься, или потеряешь равновесие. Сильный удар выбьет его из рук. Нет, подлинный потенциал этих мечей может быть раскрыт руками, не знающими иного оружия. Все, что знали эти дети, они должны были выучить сами — как их могли учить те, что сами не умели?

— А зачем были нужны эти мечи? И эти юные воины, их носители?

— Однажды ты можешь найти ответ, Ганоэс Паран.

Паран помолчал. — Думаю, — сказал он наконец, — я постиг другую тайну.

— И какую?

— Вы разберете эти каноэ. Изучите способ их изготовления. Эта земля останется вашим домом, Баргаст?

Кафал засмеялся. — Нет.

— И что?

— Вот что. Капитан, Хамбралл Тавр попросит у тебя кое-что. Желаешь выслушать это от него, или позволишь мне изложить его просьбу?

— Продолжай.

— Баргасты хотят… благословения своим богам.

— И что? Для этого я не нужен…

— Это правда. Тем не менее мы просим.

— Ладно, Кафал, дай подумать. Одна из трудностей — я не знаю, что надо делать. Просто подойти к костям и сказать 'благословляю', или нужно что-то более сложное?

Широкие брови Кафала взлетели: — Ты не знаешь?

— Нет. Вы могли бы созвать всех шаманов и обсудить это.

— Да, мы сделаем все нужное. Когда мы откроем, какой ритуал необходим, ты согласишься?

— Я должен подумать, Кафал.

— Почему ты колеблешься?