Стивен Эриксон - Память льда

— А для себя стакан не взяли? — спросил некромант. — Разве я такой уж анти- эгалитарианец, Эмансипор?

— Гм… я сделал большой глоток в погребе, хозяин.

— Да ну?

— Чтобы убедиться, что оно цветочное.

— И оно?

— Не уверен. Возможно. Что такое 'цветочное'?

— Гмм… думаю, надо продолжить ваше образование в столь тонких предметах. 'Цветочное' есть противоположность 'деревянистому'. Иными словами, не память о горьком соке, но нечто сладкое, как нарциссы или череповенчик…

— Это же ядовитые цветы, — сказал Быстрый Бен в легкой тревоге.

— Но милые и сладостные на вид, а? Полагаю, никто из нас не имеет обыкновения есть цветы — я просто предлагал дорогому Эмансипору зрительные аналогии.

— А, понял.

— Так вот, Эмансипор, пока вы не разлили по бокалам. Было послевкусие горьким или сладким?

— Э, какое-то густое, хозяин. Вроде железа.

Бочелен встал и взял бутылку. Поднес к глазам, понюхал из горлышка. — Идиот, это же кровь из коллекции Корбала Броча. Не тот ряд, а противоположный. Неси обратно в погреб.

Вытянутое лицо Эмансипора стало пергаментно — белым. — Кровь? Чья?

— А это имеет значение?

Эмансипор хватал ртом воздух. Быстрый Бен откашлялся и сказал: — Для вашего слуги, похоже, ответ будет скорее 'да', чем 'нет'.

Ворона каркнула, склонила голову.

Колени лакея ослабли. Кубки на подносе зазвенели друг о дружку.

Бочелен нахмурился, снова понюхал бутылку. — Ну, — сказал он, возвращая ее на поднос, — не меня надо спрашивать, но думаю, это кровь девственницы.

Быстрому Бену оставалось только спросить: — Как вы дагадались?

Бочелен разглядывал его, высок подняв брови. — Ну как же, она деревянистая.

К Худу планы. Паран сгорбился на одной из скамей совещательного зала Трелла. Казалось, царящая снаружи ночь пробирается в большую, пыльную комнату, угашая свет факелов на стенах. Пол перед ним был вскрыт, показывая беспорядочно сваленные, покрытые окаменевшей пылью лодки. Лежавшие в них спеленутые тела были уже вынесены Баргастами, с подобающими церемониями; однако капитан чувствовал, что самые важные артефакты остались здесь. Его взор не отрывался от морских ладей, словно они скрывали истины, способные потрясти до глубин души… если бы он смог их разгадать.

Боль отдавалась эхом в его животе. Он полагал, что смог открыть источник своей болезни. Он не из стремящихся к силе, однако сила была брошена ему, без его разрешения. Не такая ясно видимая, как меч Драгнипур, ничего такого, что он мог бы вращать над головой, прорубаясь сквозь толпы врагов, словно демон-мститель, поклоняющийся лишь ледяной справедливости. Но тем не менее сила. Чувствительность к незримым потокам, знание связей, пролегающих между всеми и всем. Презирающий власти Ганоэс Паран избран судией. Миротворцем, чья обязанность — налагать правила игры на игроков, отвергающих любые попытки ограничить их своеволие и свободу действий.

Хуже, чем в малазанской администрации Анты. Держаться норм закона, когда со всех сторон идет давление — конкурирующих ли партий, или желаний самой Императрицы. Тянут и толкают, тащат и гнут — простейшее из возможных решений превращается в кошмар. Не удивительно, что тело взбрыкивает, стремясь избавиться от навязанных забот.

В этом зале Трелла он был один. Сжигатели мостов нашли казармы гидрафов более подходящими для себя; нет сомнений, сейчас они играют и пьют с полусотней гидрафов, составляющих внутреннюю стражу дворца. А жрецы Совет Масок удалились еще вечером.

Казалось, что Смертный Меч Трейка, мужчина по имени Грантл, завел дружбу с Хетан, дочерью Хамбралла Тавра — такого рода дружбу, которая, думал Паран, может закончиться введением его в племя Белых Лиц. Эти двое ушли в самую глубину Трелла, без сомнения, ища где уединиться. К большому неудовольствию женщины по имени Стонни Менакис.

Надежный Щит Итковиан повел свои отряды назад, в казармы Серых Мечей у дворца Джеларкана, чтобы навести порядок и к утру начать выведение беженцев из укрытий под городом. Воскрешение Капустана должно было быть мучительной и горькой задачей, и капитан Серым не завидовал.

Ну, а мы должны двигаться дальше. Итковиану придется найти среди выживших человека с королевской кровью — не важно насколько разбавленной — и посадить на замаранный кровью трон. Городской хозяйство в руинах. Кто будет кормить уцелевших? Как скоро восстановится торговля между Капустаном и городами вроде Салтоана? Видит Худ, Баргасты ничего не задолжали городу…

Наконец — то на его желудок снизошла тишина. Он тихо вздохнул, выровнял дыхание. Сила. Его разум старается соскользнуть к привычным мыслишкам — что означло всего лишь откладывание тех дел, которые рано или поздно придется улаживать. Буря планов, и каждый хочет использовать меня как точку опоры. Мне нужно лишь вытянуть палец — и вся Колода Драконов шевельнется. Честно говоря, лучше бы мне ничего не знать. Но я чувствую проклятые карты внутри себя, словно кости громадного заверяя — настолько громадного, что весь его скелет непостижим. Скелет, грозящий распадением. Если я его не удержу и такая задача на меня и возложена. Держать все вместе.

Давно играющие в эту игру не желают новых участников. Игроки со стороны желают войти. Игроки на виду и игроки, таящиеся в тенях. Честные игроки и шулеры. Боги, как же мне распутать все это?

Он подумал о Грантле, Смертном Мече недавно возвысившегося Трейка. В некотором смысле Летний Тигр всегда там был, неслышно ступал по следам Фенера. Если верны предания, Первый Герой уже давно потерял путь, всецело сдавшись звериным инстинктам формы Солтейкена. Однако какое невероятное, редкостное совпадение… Паран начал подозревать, что Старшие Боги не дирижируют оркестром в той степени, на какую намекала Ночная Стужа; что приспособление и смутная интуиция ответственны за происходящее сильнее, чем что-либо иное. Будь иначе, против Старших не выстоял бы никто, включая Увечного Бога. Если все было запланировано, план должен был включать потерю Трейком пути — так, чтобы он стал спящим игроком, искусно скрыв свою угрозу Фенеру до того момента, когда в Первом Герое возникнет надобность. Должна была быть тщательно организована и подгадана по времени его смерть, чтобы он смог возвыситься в нужный миг.

Как и каждый миг, ведущий к опасности для Фенера, к его внезапной уязвимости, должен был быть известным Старшим Богам до последней детали.

Так что, если мы не играем жестко предопределенные Старшими Богами и совершенно неизбежные роли — если не так, тогда все, что мы решаем сделать или не сделать, имеет глубочайшие последствия. Не только для нашей жизни, но и для всего мира — для вехе миров, всех владений в Сущем.