Лорел Гамильтон - Глоток Мрака

Шолто помог мне держать чашку, и от первого же глотка пряной жидкости я чувствовала как уходит напряжение. Тепло растеклось по всему телу, неся комфорт. Это как обернуться любимым одеялом зимней ночью. С чашкой горячего чая в одной руке, любимой книжкой в другой, рядом с любимым человеком, ощущая его голову на своих коленях. Все это было только в одной этой чашке теплого вина.

Я допивали и Шолто уже не нужно было помогать мне держать чашку.

— Лучше? — спросил целитель.

— Намного, — ответила я.

Шолто взял у меня чашку и поставил ее на поднос, стоящий на маленьком столике рядом со стулом. Рядом стояла лампа на изогнутой ножке. Это была современная лампа, а значит в комнату было проведено электричество. Как же много я пропустила пока была в изгнании на Западном побережье. И сейчас, глядя на эту лампу, и понимая, что ее можно включить щелчком выключателя, это было очень утешительно. В последнее время бывали моменты, когда волшебства слишком много, и поэтому даже признаки технологий людей казались сейчас не такой уж плохой вещью.

— Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы присоединиться к нам в кровати? — спросил целитель.

Я подумала, прежде чем ответить, а потом кивнула:

— Да, вполне.

— Принесите ее, мой королю, я нуждаюсь в вашей общей помощи.

Шолто помог мне встать и у меня на мгновение закружилась голова. Его рука твердо держала меня под локоть, а вторая нежно поддерживала за талию. Комната прекратила кружиться перед глазами и я не была уверена от чего именно было головокружение — от волшебства в вине, волшебства этой ночи, или из-за двух новых жизней в моем теле. Я была частично человеком, скорее всего частично людьми были и мои близнецы. Но слишком быстрым было такое проявление беременности, не так ли?

Шолто подвел меня к кровати, около которой был скат, а не подиум. Я задалась вопросом, зачем последнему королю слуа был нужен именно скат. У чистокровных ночных летунов не было ног, а значит скат был для него удобнее. Конечно, они могли летать и, возможно, скат предназначался для одного из предыдущих королей.

Кто-то обхватил пальцами мое лицо. Это поразило меня и заставило посмотреть на целителя.

— Вино должно было позаботиться об этой растерянности. Не уверен, что она чувствует себя достаточно хорошо, чтобы помочь нам, мой король. — Целитель выглядел взволнованным, и я чувствовала его беспокойство. Я поняла, что он мог спроецировать свои эмоции. Если он мог бы выбрать, какие эмоции разделить с пациентами, тогда это был поразительный дар.

— Что мы должны делать, Генри? — спросил Шолто.

— Я положил припарки на каждую рану, они должны вытянут часть яда, но все жители волшебной страны сами являются волшебными. Они нуждаются в магии, чтобы выжить, как люди нуждаются в воздухе или воде. Я давно был уверен, что причина смертельной опасности холодного железа для волшебной страны в том, что оно замещает магию. В действительности, железо в его теле разрушает магию, которая поддерживает его жизнь. Мы должны дать ему другую магию в замен потерянной.

— Как мы это сделаем? — спросил Шолто.

— Эта магия на порядок выше того, чем обладаю я. Нужна магия сидхе, которым я никогда не буду. — В его словах был привкус сожаления, но не горечи. Он смирился с тем, кем он был.

— Я не целитель, — сказал Шолто.

Вернулся запах роз и трав.

— Здесь не нужны целители, Шолто, — сказала я. — Ваш врач — сам великий целитель.

Генри поклонился мне. Его горб не позволил поклониться низко, но это было столь же изящно. как любой из поклонов, которые мне отдавали.

— Это самая приятная похвала из тех, что я слышал, Принцессой Мередит.

— Я лишь была честна. — Запах роз усилился. Это был не тяжелый, пресыщенный аромат современных роз, но свет, сладкий аромат дикой местности. Травы добавили теплый, пушистый оттенок к аромату. Как будто мы стояли посреди сада, засеянного травой и защищенного цветущими кустами диких роз вместо ограды.

Стена около большой кровати подалась, как кожа какого-то огромного животного. Перемещений ситхенов благих и неблагих почти не видно. В одно мгновение это один размер, в следующее — больший или меньший. Но мы были в ситхене слуа и, возможно, сможем увидеть этот процесс.

Темный камень потянулся, как каучуковый, в темноту более полную, чем любая ночь. Это была темнота пещеры, даже больше, это была изначальная темнота, когда еще не появился свет, когда не было ничего, кроме темноты. Люди забывают, что первой была темнота, не свет, не слово Бога, а темнота. Прекрасная, полная, не нуждающаяся ни в чем, не спрашивающая ничего, просто темнота.

Аромат роз и трав был настолько реален, что я мог чувствовать его на языке, как воду в летный день.

Рассвет разорвал темноту. Солнце, которое не имело никакого отношения к небу вне стен ситхена, поднималось в дальней части неба, и его мягкий неяркий свет осветил сад. Я хотела бы сказать, что это был регулярный сад, который требует много времени на уход за ним, хотелось видеть чистые, изогнутые викторианские линии, но мои глаза не могли уловить форму растений. Это было так, как будто чем дольше попытаешься разглядеть деревья и каменную дорожку между ними, тем меньше деталей видят глаза. Это походило на регулярный сад, основанный на не евклидовой геометрии. Сад, нерукотворные формы которого не существовали за мгновение до восхода подземного солнца. И так уж важна нестандартная геометрия по сравнению с этим?

Ограда окружала весь сад. А было ли это секунду назад? Я не могла ни помнить это, ни не помнить. Это просто было. Это была ограда из диких роз, как та, что я однажды видела в видении. Это было странное видение, удивительное и почти смертельное. Я старалась не помнить того огромного борова, который почти убил меня прежде, чем его кровь пролилась на снег, потому что он мог стать слишком реальным.

Я думала о выздоравливающем Мистрале. Я думала о своих младенцах. Я думала о человеке, который стоял около меня. Я потянулась к руке Шолто. Он был почти испуган, глядя на меня расширенными глазами, но он улыбнулся в ответ на мою улыбку.

— Давайте перенесем его в сад, — предложила я.

Шолто кивнул, и нагнулся, чтобы поднять Мистраль, остающегося без сознания. Я оглянулась на целителя.

— Вы пойдете, Генри?

Он покачал головой.

— Эта магия не для меня. Возьмите его и спасите. Я расскажу, где Вы.

Шолто сказал:

— Я думаю, что сад останется здесь, Генри.

— Увидим, не так ли? — Генри сказал с улыбкой, но в его глазах было сожаление. Я видела такой взгляд у других людей в волшебной стране. Тот взгляд, который говорит, что независимо от того, как долго они остаются в волшебной стране, они знают, что никогда не смогут быть одними из нас. Мы можем продлить их жизнь, их юность, но они останутся людьми и только.