Анджей Ваевский - Тринадцатая стихия

– Понравилось, говоришь? – прошипел сумеречник ему на ухо, прочерчивая клыками на его коже дорожки, царапая и слизывая выступающие капли темной крови, мерцающие в отблесках костра. – Нравится, да? Нравится зверь во мне?

– Нравится, нравится… – быстро зашептал Рован, с трудом совладав с желанием вывернуться и заехать по наглой физиономии зарвавшегося эльфа, так властно заявляющего на него свои права.

«Клыки… клыки… убейте меня…» – отстраненно подумал он, на миг представив, что будет, если друид сейчас примет свою вторую ипостась, и нервно сглотнул, отгоняя непрошеные мысли. Призрак волчьей пасти, смыкающейся на его шее, ясно отпечатался в сознании.

Не в силах больше сдерживаться, Аш впился в вену вампира, жадно глотая приторную влагу, незаметно для себя погружаясь в видение, смешивая его с реальностью, не осознавая, что есть, а что было. Солнечные блики в изумруде глаз… Ярко-васильковый взгляд… Непослушные пшеничные вихры, пахнущие медом… Светлые шелковистые пряди, ласкающие пальцы… Горячее хрупкое тело, прильнувшее, трепетное… Сильное, смуглое, рвущееся навстречу, острые клыки… Жар страсти, тихий стон… Сдавленный рык, кровавый ритуал…

«Не приручай к своему вкусу, не позволяй привыкнуть», – мысли вампира путались, переплетались, не давая возможности связно ответить. Жажда, ставшая еще невыносимее, затмевала разум, застилала глаза красной дымкой. Так сладко, так хочется большего.

«Не приручать? А ты мне запрети. Что сейчас осталось в тебе твоего? Мои слова, мои мысли, мои желания – всё это в тебе, в твоей голове, в твоей душе, если она у тебя есть. Моя кровь струится по твоим венам. Если так хочешь – разорви эту связь, отдели себя от меня. Теперь, когда я позволил, когда сам всё тебе дал. Давай, сбеги прямо сейчас, через секунду будет поздно. Или мне показалось, что ты просишь еще?» – Аш наслаждался происходящим, это было что-то невозможное, что-то за гранью понимания.

Воздух в пещере раскалился; казалось, он светится не только отблесками костра, но и жаром двух тел – сплетенных воедино, впиваясь беспощадно, разрывая зубами друг друга. В алых бликах огня выгибалась спина вампира, извивающегося в хватке Аша, а тот стискивал кольцо рук так, словно хотел пригвоздить Рована навечно, приковать к себе. Заставить помнить даже на краю света, что есть такое дикое, такое невозможное наслаждение.

Стоны, вскрики, рычание, сбивчивое тяжелое дыхание. Ощущение грозового облака, пронизанного молниями, – и этим нужно дышать. Необходимо. Чтобы не задохнуться от запаха крови, смешавшегося с запахом желания. Неукротимая жажда. Обладание. Одержимость. Неважно. Когда и чьи клыки впиваются в шею – неважно. Рвать, перекатываясь по каменному полу. Объятья, царапины, укусы. Сойти с ума, не помнить себя, не знать – зачем. Объединяться, разделяя на двоих, становиться единым целым, неделимым.

Крупная дрожь, сотрясающая тело. Хриплый вздох сквозь глухие стоны. Острые осколки разлетающегося сознания больно ранят, но только слаще, только пьянее от этой боли. Не чувствовать себя. Только его. Терпкий медовый яд экстаза, разливающийся по венам, заменяя кровь. Дикая кровавая эйфория.

«Ты всё еще хочешь сбежать?» – последняя мысль перед тем, как раствориться в наслаждении, сквозь срывающийся крик.

– Я сбегу, – хрипло произнес Рован, внезапно с силой отталкивая от себя эльфа и быстро поднимаясь на ноги.

Ровно пройти по скользкому полу, не выдавая дрожи от нервного напряжения, не оборачиваться, не смотреть. Ни на него, ни под ноги, не дышать.

Раскаленный воздух взрывал грудь. Если бы Аш мог раствориться в нем, то сделал бы это. Стать дыханием того, другого… кого? Вдох. Выдох. Просто вот так, одним воздухом. Больно. Невозможно притягательно. Гореть. Дальше. Больше. Не отпускать, не разрывать обжигающую цепь, сковавшую воедино. Желать снова и снова. Полного обладания. Абсолютной власти.

Нет, не нужна была сумеречнику покорность, не нужно послушание, но вот такой бунтарский взгляд. Аш помнил его. Вызов. Когда это случилось? В какой миг? Он не знал, да и не хотел знать. Просто ощущал себя невероятно живым. Неразрывным с другим существом. Просто быть. С ним. Здесь и сейчас. Синие или зеленые? Изумрудные или васильковые?

– Кто тебя отпустит?

Рука схватила вампира за запястье. Рывок на себя. Сомкнувшееся кольцо рук. Удержать. Рован молчал.

– Просто лежи так. И не дергайся.

Он отпустит. Потом. Не сейчас. А сейчас просто вот так, держа в объятьях, касаясь губами виска, чувствуя тяжесть тела на своем. Не отпускать. Потом пожалеет. Сумеречник точно знал, что пожалеет. О том, что удержал. О том, что позволил себе показать себя настоящего. Не сдерживаться, не щадить, отдать весь свой огонь, разделить неделимое. Позволить хоть ненадолго, но стать частью себя. И упиваться этим единением, тонуть в хмельном наслаждении. Желать, так неудержимо, дико желать. Раскаленной лавой прогоняя кровь по венам. Просто стиснуть зубы и не отпускать. Не сейчас. Только не сейчас. Дробиться на части, споря с самим собой. Не мысли, чувства. Если бы вампир мог заглянуть, то увидел бы настоящий ад, творящийся в душе эльфа. И испугался бы увиденного.

– Я же говорил, ты рушишь слишком опасные стены, – отбросив извечный сарказм, Аш горько улыбнулся. – Не шевелись, больно.

– Какое мне дело до твоих стен? Я не имею никакого отношения к твоему прошлому, эльф, – Рован безнадежно дернулся в руках друида, вздохнул и… остался.

Эйфория отступала, оставляя лишь горечь. Медовый яд, приправленный острым запахом крови, опасности, наслаждения, запрета. И невозможность разомкнуть кольцо рук. Приручил. Его? Себя? Горькое похмелье. Просто дышать, вдыхать запах такого близкого тела. Желанного. Чужого.

«Ты ведь сам хотел этого. Что же ты не рад? Чего испугался? Всё еще уютно в моих мыслях, когда знаешь, что могу с тобой сделать, что хочу с тобой сделать? Всё еще хочешь моей крови? Бери. Если готов платить. Тебя ведь устраивает цена, не так ли?»

«Я до сих пор хочу. Устраивает», – мысленно ответил вампир. Жар его тела спадал, постепенно останавливалось сердцебиение, погружая Рована в дневной сон.

Сколько прошло времени, сумеречник не знал, но проснулся из-за звука подкатившей повозки. Когда в пещеру вошла Ранко, глаза Аша были уже открыты.

– Ну, нет, я вам новую одежду не выдам, пока не приведете себя в порядок, – возвестила она вместо приветствия.

– Не ругайся, – сонно ответил Аш, осторожно убрал руку Рована, встал и, как был нагим, отправился к ручью, абсолютно не думая о том, что может кого-то смутить. Ранко точно не кажется смущенной, а мнение оборотня его не интересовало вовсе.

Вернувшись отмывшимся от крови и пыли, он взглянул на ученицу, и та молча протянула ему сверток с новой одеждой. Пара минут, и эльф стоял одетым, туника и штаны скрыли следы странной ночи и сражения; он выглядел посвежевшим и почти здоровым. Быстро собрав котомку, он кивнул девушке: