Наталья Ломаченкова - Феникс. Песнь Первая

— Красиво? — вполголоса спросил Ветар, любуясь выражением моего лица. С трудом я оторвалась от созерцания прекрасной панорамы и повернулась к нему.

— Да… очень. Ты специально выбрал этот путь?

— Ну, не то, чтобы специально, — немного смутился мужчина. — После болота у нас не было особого выбора в направлении.

— Но мы могли свернуть ещё в лесу и, срезав путь, выйти прямо на тракт! Не верю, чтобы ты об этом не подумал!

— Ну хорошо, — сдался Ветар. — Я решил, что тебе понравится. В конце концов, полчаса езды ещё не решат проблему. А здесь так красиво… Словно весь мир открывает перед тобой свои двери. Иди, куда зовёт тебя душа… Когда-нибудь, через месяц или через несколько лет, я встану здесь, на развилке судеб, чтобы самому выбрать себе дорогу.

Он смотрел вдаль, туда, где сверкало волнами море; где, скрытый от посторонних глаз, затаился Плавающий город. Ветер развевал его чёрные волосы, дымка мечты и светлой грусти заволокла лучистые глаза. Он был прекрасен — своей отстранённой, дикой красотой. Так, как мог быть красив Поющий, в миг своего пения. И я любовалась им, жадно, ненасытно впитывая его великолепие. Я смотрела и не могла оторваться — вечно, яростно, неистово. О пламя! Я люблю его!!!

— Что-то случилось? — недоумённо повернулся ко мне принц. Я только мрачно пробурчала нечто невразумительное и направила Фламеля вниз с холма. Ну почему из всех смертных существ, обитающих в Сальхаре, мне суждено было встретить именно его?! Встретить — и навеки потерять прежнюю себя.

Копыта коней ступили на вытоптанную за множество десятков лет дорогу. Купцы, — надменно и важно восседавшие на лошадях, зорко посматривали на свои обозы, под невзрачными хламидами скрывавшие дорогие товары. Тяжело гружённые телеги в обязательном порядке сопровождал отряд наёмников, исключительно мужчин при полном боевом вооружении. Они недовольно сторонились, уступая дорогу, со скрытым любопытством рассматривая непринуждённо ехавшего впереди Ветара. Принц ни разу не сказал ни слова, но путь перед ним сам собой каким-то непостижимым образом расчищался. Я же напротив ощущала себя черезчур неуютно, ловя на себе их косые взгляды. Оставалось только, не поднимая глаз, рысить за Ветаром и умолять небеса, чтобы он со своими эмпатическими способностями не влез в какую-нибудь неприятность, защищая честь своей серры. И с чего это я называю себя "его серрой"?!

Рука Ветара как-то слишком свободно переместилась на рукоять меча, и количество смельчаков тут же снизилось до нуля. Я позволила себе негромко фыркнуть, одновременно послав иронично-благодарственный импульс своему спутнику. «Муж», называется!

Кони поравнялись с богатым, неимоверно длинным караваном. По обеим сторонам центрального обоза скакали самого бандитского вида личности, недобро посматривая по сторонам. Впереди же, на неизвестного вида животном, лениво затягиваясь трубкой, ехал очевидно и сам владелец каравана. Седло его скакуна было инкрустированно золотом и драгоценными камнями, что лишь подтверждало мою догадку. Его лицо было необычно смугло, и узкие раскосые глаза придавали ему хищное и опасное выражение. Сухие тонкие губы казались вырезанными из дерева. Когда мы проезжали мимо, он внезапно вынул изо рта трубку и с каким-то певучим приторным акцентом обратился к Ветару.

— Позволь ничтожеству поприветствовать благородного мужа из северных краёв! Моё имя Нафар ибн Рамид. Не соблаговолишь ли ты поведать мне новости про события, недавно произошедшие в великом Риваноле. Ибо я любопытен, а купцы должны быть хорошо осведомлены о том, что делается в мире.

Ветар приостановил лошадь, чтобы ехать вровень с неожиданным собеседником. Как мне показалось, он сделал это не слишком охотно. Но голос принца был полон самой искренней вежливости:

— Боюсь, у меня не слишком хорошо получится просветить тебя, почтенный сын Халифата. Мы с супругой давно покинули родину. Но последние вести, слышанные мной, не порадовали бы сердце соотечественнику — Риванол на грани войны.

— Пусть небеса обрушатся на проклятый Альзахар! — сокрушённо качая головой, воскликнул Нафар. Глаза его странно сверкнули. — Ведь его торговые пошлины почти в три раза превышают налоги, введённые благородным Дарханом аш Риванол! Сущее разорение для таких, как я, вести торговлю в той нечестивой стране. Остаётся надеятся, что боги не оставят Риванол в годину бедствий.

— Куда держит путь твой караван, светлый Нафар? — вежливо поинтересовался Ветар. Я же, зевнув, лениво рассматривала диковинных животных с двумя горбами. Интересно, они быстрее лошади? Или служат просто для привлечения покупателей? Как бы там ни было, исконное женское любопытство било в набат, вызывая жгучее желание хоть разок прокатиться на странном скакуне.

— Мы возвращаемся в Халифат, — благодушно ответил торговец. — Шелка из Альзахара, пряности и сладости Иберы, настоящий солнечный камень из Лиетвы — мне хватит этого на полгода, а то и год, пока не утихнут распри. Многие купцы наживаются на страданиях соседей, но мне это ненавистно. Как бы там ни было, война это только боль и ничего кроме боли.

Ветар кивнул и молча поклонился, выказывая своё уважение к такому мнению. Нафар затянулся трубкой и, тонко усмехнувшись, повернулся ко мне.

— Вижу, благородная серра обратила своё внимание на моих скакунов?

Вопрос был задан неожиданно, и я немного смешалась.

— О да, серран. Я впервые вижу таких животных, хотя мне довелось довольно много путешествовать. Что это за порода?

— Думаю, вы слышали о них, серра, — молвил купец. — Их специально разводят в моём родном Халифате, да продлятся дни его расцвета. Иноземцы называют их верблюдами — кораблями пустынь.

Я понятливо закивала, показывая, что вспомнила. Мне следовало догадаться раньше, ведь Рантиир столько рассказывал мне о необычных лошадях, которые могут неделями обходиться без воды, без устали шагая по бескрайним пескам. И везти на себе людей и тяжёлые грузы во время изнурительного путешествия.

— Верблюды незаменимы для торговцев, ведущих дела с южными странами. Ибо там царит вечное лето, которое выпило все соки из растений и людей. Солнце всегда стоит высоко над горизонтом, а в середину дня все жители скрываются в своих домах от его палящих лучей. Вода там стоит дороже алмазов, столь незаслуженно ценимых нашими избалованными леди. О, простите меня, благородная серра! — опомнился Нафар, и виновато наклонил голову. Я милостиво кивнула.

— Вы совершенно правы, милейший серран. К счастью, много ещё есть людей, которые ценят не только материальные богатства, но и сокровища души.

— Вы принадлежите к ним? — мимолётно посмотрев мне в глаза, спросил торговец. Я уверенно выдержала его взгляд.