Наталия Ипатова - Ледяное сердце Златовера

Войско уставно преклонило колена, когда Звенигор вышел вперед и обернулся к ним. Однако в их взглядах читалось любопытство, сомнение и ожидание. Они тоже знали закон, я готов поручиться, что пока Звен носился тут, пытаясь уладить дело миром, диадохи времени не теряли. Саламандры были прекрасно осведомлены насчет прав и обязанностей своих военачальников и королей.

— Я призываю в свидетели всех, кто видит меня и слышит мои слова, — сказал Звенигор. — Эта война ведется не ради выгод, земель или контрибуций. Я выступаю в защиту жизни своего сюзерена, в силу особых обстоятельств не имеющего возможности лично поднять меч и возглавить войско. Поэтому я согласен временно принять корону моего отца. Перед лицом войска я обещаю, что к вечеру сегодняшнего дня корона вновь будет возложена на чело того, кто — один! — имеет на нее законное право.

Он сделал паузу.

— Если же я буду убит, прошу того, кто окажется со мною рядом, снять символы власти с моего трупа и вернуть их владельцу.

Он сказал все, что хотел, и мне казалось, я чувствовал, как замирает его сердце. Он опустился на колени у изголовья Златовера и погрузил руки в пламя его короны. Некоторое время ленточки огня скользили меж его пальцев, словно привыкая к ним, а потом, под дружный восторженный ах строя, Звенигор снял огненный обруч с головы отца, помедлил и опустил корону на свою голову.

Когда он встал и повернул ко мне бледное, напряженное лицо, я подумал, что вижу короля. Пусть на час. В белом рассеянном свете язычки пламени казались бледными, почти невидимыми, день съедал их яркость, но каким-то чудом его было достаточно, чтобы высветить силу, гордость и красоту этого лица и освятить его право на власть. Корона шла ему больше, чем Златоверу.

— Да здравствует король Звенигор! — выкрикнул Магнус, пытаясь закрепиться на завоеванных позициях. Звен убил его взглядом, но клич понесся по рядам, подхваченный и размноженный с энтузиазмом, доказавшим, что массам в принципе наплевать на душевные терзания. Да и сама история судит нас по делам, а не по словам и намерениям.

Лицо Звенигора было таким, будто он только что совершил преступление. На счастье, для самоедства ему не хватило времени. Кто-то подвел ему Гейзера, он вскочил в седло и огляделся.

Лица саламандр выразили благоговейный восторг. Должно быть, так же нормальные смертные глядели на моего отца, Александра Клайгеля, когда тот разъезжал верхом на драконе. Привыкшие сражаться в пешем строю, коня эти создания воспринимали как чудовище, и готовы были обожествить своего короля на час за то, что он так легко управляется с огромной четвероногой тварью.

К задней луке седла Звенигор привязал аркан, а к нему — пропитанную маслом паклю. Ее подожгли, и он пустил коня вскачь, проносясь вдоль строя и поджигая за собою сухую траву. Огненная черта рассекла склон, и воины с восторженным кличем бросались в пламя, мгновенно видоизменяясь и овладевая огнем. Такое я видел впервые. Вот оно, главное наступательное оружие саламандр. Ширящийся, растущий вал огня, направляемый несметным множеством огненных ящериц, беснующихся, слаженно кувыркающихся от избытка сил и положительных эмоций.

Резкий порыв колючего ледяного ветра со стороны Салазани заставил меня забиться поглубже в плащ, но на вал огня он оказал только возбуждающее действие, вздув пламя еще выше. Сила войска превозмогла противный ветер, и вал покатился вниз по склону, против направления ветра, оставляя за собою дымящуюся выжженную полосу. Занялся торф, и войско саламандр вовсю использовало его горючую силу. Вот, правда, пелену едкого дыма тянуло на нас. Я закашлялся и прижал к лицу платок. Потом догадался, что если взобраться на Касторку и подняться немного выше на холм, можно возвыситься над дымом и спокойно наблюдать все, что происходит на поле боя. Звенигор занял позицию рядом со мной. Его, привычного, дым ничуть не беспокоил.

— Несколько атак с разных позиций поколеблют ее боевые порядки, — пояснил он для меня. — Пяток болезненных ударов, и только тогда-решающий штурм, в который я пойду лично. До тех же пор каждый удар должен выглядеть решающим.

Ветер прекратился. Видимо, Салазани убедилась, что ей не удастся развернуть обратно неумолимо накатывающий вал огня, рябящий огненными телами саламандр. Она готовила что-то другое. Никто и не ждал, что она сдастся быстро. Саламандры оставляли за собою опустошенную, выжженную землю, этот черно-коричневый след на снегу напомнил мне рисунки в учебниках по военному делу, где направления ударов изображаются точно такими же стрелками. Только сейчас все эти стрелки безжалостно выжигались прямо на теле земли, в их натуральную величину. Салазани, по крайней мере, никогда не причиняла непоправимого ущерба. Я покосился на друга. Он-то о чем думает?

— Ты же знаешь, — хмуро сказал он, — я не хотел этой войны.

— Что, по мне так заметно?

— У тебя такой вид, будто тебя сейчас вырвет.

— Извини.

— Ага, — воскликнул вдруг Звен, — вот она что придумала! Это серьезно. Но я ждал.

Со стороны океана на поле брани надвигалась иссиня-черная, набитая мокрым снегом туча. Оказавшись над войском саламандр, окруженным облаком невыносимого зноя и вплотную сцепившимся с войском Салазани, объединявшим мириады мелких, безжалостных, колючих созданий, в совокупности составляющих снежный буран и теряющих свою лютость в соприкосновении с чудовищным жаром, оно рассыпалось тяжелыми влажными хлопьями. Сцену боевых действий затянуло паром. Огонь стал притухать. Звенигор, нагнувшись с седла, отдал адъютантам несколько негромких приказов. Если это временное отступление и беспокоило его, то — не слишком. Со своего места я видел, что там, где пламя уже погасло, с земли, развезенной в грязную кашу огнем и водой, поднимаются саламандры в человеческом обличье, злые, как все обыкновенные солдаты, и схватываются грудь с грудью с подданными Снежной Королевы. Я видел, как их теснят. Салазани-то не утратила поддержки своей стихии. Она вновь ткала ледяной ураган, готовясь смести прочь остатки армии противника его чудовищным стылым дыханием. Звенигор молчал, окаменев в седле, и я догадался, что он переживает тяжелый момент. Вновь потянуло холодным ветром, бледные язычки его огненной короны взметнулись ввысь, заржал и вздыбился встревоженный Гейзер.

Вопль неожиданного потрясения со стороны рядов Снежной Королевы, с которым смешался торжествующий рев тысяч глоток саламандр, заставил моего друга неистово расхохотаться. Я вгляделся в даль. Вот он, главный козырь Звенигора.

Забитое дождем и снегом пламя не погасло, но ушло в богатую торфом почву, пробралось по поддерновым пластам в самый лагерь противника и там уже вырвалось из-под земли. Казалось, что сам Сварог пришел на помощь своим родичам. В единый миг вспыхнули укрепления. Земля под ногами Салазани горела в буквальном смысле, и лагерь ее объяли смятение и ужас. Самым непостижимым и неотъемлемым качеством саламандр в моих глазах была их способность заставить пламя делать то, что им нужно. Я представлял себе, что там творилось! То же, что учинил Звенигор в той Ратуше, когда расправлялся с Железной Сворой. Только сейчас в рядах войска Снежной Королевы бесновались тысячи охваченных берсеркерским безумием саламандр. Если их гасили в одном месте, пламя прорывалось в другом, непредсказуемое, как и положено стихии. Я видел, что Салазани пытается маневрировать, нащупывая уязвимые места то с одного, то с другого фланга и направляя туда потоки ливня. Однако маневренность огненной дружины неизменно превышала маневренность дождевой тучи, пламя очень ловко уходило в землю там, где для него не было условий, и прорывалось вновь и вновь, огненными рукавами рассекая противника на удобные для истребления группы.