Наталия Ипатова - Ледяное сердце Златовера

— Он меня люто ненавидит, — пожаловалась она.

Эстер лениво пошевелила густой бровью.

— Неужели он не оценил твою фарфоровую гостиную, твою изысканно эротичную спальню, эту твою сеточку? Неужели не сработал обычный переключатель сильных чувств?

Салазани выразительно пощупала затылок.

— А тебя когда-нибудь швыряли о стену? — осведомилась она.

В ответ на это лицо Эстер приобрело шутливо оскорбленное выражение.

— Я не позволяю обращаться с собой столь непочтительно. Разреши, однако, предположить, что со стороны маленького невоспитанного варвара это был чистейшей воды акт самозащиты. Салазани… неужели ты и в самом деле потерпела поражение?

Салазани красноречиво промолчала.

— А он очень хорош, — мурлыкнула ее сестра, смачивая губы шампанским. — Юный, пылкий. И абсолютно… ну просто абсолютно тебе неподходящий. Ну это надо же! Саламандр — дух огня и жара. Закономерное завершение твоего извечного стремления к абсурду. Пожалуй, это было бы куда скандальнее гоблина. А знаешь… вы были бы очень красивой парой. Особенно… — она обвела глазами комнату, — здесь.

— Он умрет, — вдруг резко донеслось с кровати. — Он должен умереть.

Эстер засмеялась.

— Проделаешь с ним то же, что с его папочкой?

— Нет.

— Почему?

— Не выйдет. У Златовера была предрасположенность, сделавшая его особенно доступным заклятью Ледяного Сердца. Он в самом деле носил в себе ледяное сердце. В переносном смысле. А Звенигора этим не проймешь. У него в груди пригоршня живого пламени. Ах… — она зажмурилась и обхватила себя за плечи.

Эстер поднялась с кресла и подсела на краешек кровати, поближе к Салазани.

— Что я вижу? — сказала она, улыбаясь. — Похоже, тебя победили, малышка. Я полагала, что с этой стороны ты неуязвима. После всех, кого ты любила…

— Я не любила никого из них, и ты прекрасно это знаешь!

— Тем более! Признайся, у тебя был богатейший выбор. Неужели раньше никто не догадался хватить тебя о стену? Стоило ему сделать это, и ты поняла, что встретила мужчину своей мечты. Он обнимал тебя?

— Заткнись!

— И не подумаю. Салазани, девочка… Ты влюбилась!

— Он умрет. Его получишь ты.

— Я вовсе не уверена, что ты хочешь именно этого.

— Он умрет! — звенящий крик Королевы заставил завибрировать стены. — Мальчишка оскорбил меня, и он умрет! Я его убью. Лично. Собственноручно. Чтобы брызнула кровь, чтобы я смочила в ней руки и губы. Я хочу, чтобы ему было плохо. Так плохо, как мне сейчас!

Она спрыгнула с кровати, сгребла с пола осколки разбитой лампы и прижала их к груди. Эстер никогда еще не видела сестру в крайней степени исступления. Ей казалось, Салазани сейчас взорвется.

— Ты поможешь мне?

— Всеми силами, — леди Смерть чмокнула сестру в щечку. — Немедленно пришлю к тебе гоблина.

Она расхохоталась, увернулась от пущенной в нее туфли и канула в холодную гладь большого зеркала. Салазани вновь бросилась на постель, вонзив зубы и ногти в ни в чем не повинную подушку.

Если бы я слепо следовал принципам, то должен был бы немедленно оставить Звенигора. Как я уже говорил, всеми фибрами души я ненавижу войну. Однако выяснилось, что мои позитивные чувства сильнее негативных, и я счел возможным сообщить своим принципам некоторую гибкость. Я был нужен Звенигору. Не как могущественный союзник и официальное лицо: он не мог меня принудить поддерживать его моей магической силой или статусом наследника Белого трона, а просто как парень, с которым можно было бы попросту, без взвешивания и выбора верных слов, поговорить, посоветоваться и сравнить впечатления. Поэтому я остался с ним и был свидетелем всех предпринятых им действий.

Не так уж много времени, на самом деле, оставалось нам для разговоров. Одна из наиболее бросившихся мне в глаза примет войны — нехватка времени решительно на все. А Звенигор словно нарочно выискивал дела, которые желал бы взвалить на себя лично. Он совершенно спал с лица. И даже в короткие промежутки, когда поручения были розданы, и оставалось только ждать их исполнения, вместо того, чтобы отдыхать в своей палатке, он просил меня поговорить с ним… о чем-нибудь. Часто это имело отношение к военным действиям, в связи с чем его весьма интересовала личность Рэя как самого прославленного полководца в новейшей истории. Иногда он расспрашивал меня о моем опыте противостояния Снежной Королеве. В других случаях мы беседовали о чем-то совершенно безотносительном. Удовлетворяя его лютый интеллектуальный голод, я задумывался о его причине, и пришел к крайне неутешительному и на первых порах очень смутившему меня выводу. Мой саламандр влюбился. Нет нужды уточнять, в кого. Я мог его только пожалеть. Собственно, принцу положено быть влюбленным. Дело-то в том, что эта любовь не стала цветком его души и радостью сердца. За нею стояла измена и потеря чести. Поэтому он забивал себе голову чем угодно, лишь бы изгнать из нее мысли о Салазани. Не о ненавистной противнице, а о той, что трепетала в его объятиях, моля о поцелуе. Кажется, это не очень ему удавалось.

Теперь я понял, какова разница меж нашими образованиями. Звенигора, сына властного короля, с детства обучали воевать. Если бы за это принялся я, я не знал бы, с чего начать. А Звен знал. Прошло совсем немного времени, и он соединился с армией саламандр, в одночасье поднявшейся и выступившей навстречу своему принцу.

И вот я сидел в его до невозможности натопленной палатке, посреди раскинувшегося на холмах военного лагеря, и наблюдал, как принц задумчиво полощет в огне жаровни тонкие пальцы. Меня до сих пор бросало в дрожь от его огненных фокусов, хотя я понимал, что он проделывает это машинально, так, как бы я сам накручивал на палец прядь волос. Я вел очередной отвлекающий разговор, а на соседнем холме, между тем, просматривалось войско Салазани, готовое к завтрашнему большому сражению. Я пытался честно ответить на вопрос, что же такое магия.

— Ну, во-первых, надо очень хорошо знать себя. Собственно, медитация необходима именно для самопознания. Затем — самодисциплина. Никакая власть невозможна без власти над собой. Иными словами, маг должен знать свои ресурсы и уметь правильно ими распорядиться. Самопознанию отведен первый хайпурский цикл. Это — средство воздействия. Затем совершенно необходимо острое внимание к окружающему миру, как к объекту воздействия. Что на что влияет, что с чем и как связано, что к чему приведет. И, наконец, последний цикл — этика воздействия. Знаешь, — я засмеялся, — чем глубже входишь в вопросы этики, тем больше сомневаешься, стоило ли вообще с эти делом связываться. Сплошь да рядом самые благие намерения оборачиваются масштабными катастрофами. У меня были учителя, матерые волшебники. Так вот, чем почитаемее маг, тем осторожнее и реже он применяет Могущество. Рэй в свое время вычислил Хайпур чисто математически, интерполировав Волшебную Страну по минимумам магической активности. Место с наинижайшей энтропией. Я думаю, весь этот этический груз очень сковывает наших мудрецов, и принцам Белого трона, кстати, далеко не самым сильным волшебникам из существующих, приходится преодолевать чертову уймищу моральных преград, чтобы использовать свой дар на что-то существенное. Во всяком случае, деятельных волшебников Хайпур не очень одобряет. Я в самом деле опасаюсь, что подобным отношением они загубят древнее искусство! Все они, исповедуя недеяние, по уши погрязли в даосизме. А Черная магия запретов не имеет.