Наталия Ипатова - Ледяное сердце Златовера

Я немного перевел дух, когда, свернув за угол, увидел вход в пещеру, слишком узкий, чтобы оказаться парадными вратами в логово дракона. Пещера была именно там, где ей следовало находиться, исходя из плана, набросанного торопливой рукой. Тут моя мысль вновь вильнула в сторону, увлекшись вопросом о наличии у саламандр рук. Пещера была помечена на карте крестом. Здесь надлежало ждать.

Я привязал Касторку у входа, испытывая перед ней чувство вины, и протиснулся внутрь, на всякий случай нащупывая на поясе рукоять меча. Хотя вряд ли бы в экстремальных обстоятельствах я стал полагаться именно на него. Очутившись в пещере, я прижался спиной к стене, чтобы позволить пасмурному дню максимально осветить внутреннее пространство.

Пещера как пещера. Не похоже на личные апартаменты принца. Впрочем, учитывая секретность, с какой Звенигор обставлял мой визит, трудно было ожидать многолюдных торжеств, фанфар и развернутых знамен. Впрочем… вот этот большой плоский камень как будто нарочно придвинут, чтобы на него сесть. Что я и сделал, продолжая осматриваться по сторонам.

У ног булькала крошечная лужица лавы, и ее присутствие не прибавляло мне спокойствия. Не хватало еще, чтобы, пока я здесь, случилось что-то неприятное… например, землетрясение. Впрочем, пол пещеры был чистым, без следа осыпавшихся со свода обломков, а сам свод и стены — гладкие, черные, сухие. Базальт. Первооснова. Потом Люитен много чего еще добавил, но сперва он делал этот мир из базальта. Добро и даже Зло появились позже.

Сама пещера, сужаясь за этим своеобразным холлом, превращалась в тоннель, тонущий в темноте и уходящий в самые недра горы. Оттуда тянуло жаром. Что было вполне естественно, учитывая вулканическую природу всех здешних наворотов.

Когда я осмотрел все, что здесь было, я соскучился, нашел на полу камешек, повертел его в руках и бросил в лавовую лужицу, главным образом, чтобы нарушить ритм ее однообразного чавканья. Вообще-то, в незнакомых местах, в ситуациях, чреватых потенциальной опасностью, делать подобные вещи категорически не рекомендуется. Вопросы техники безопасности были, однако, из тех тем, при возникновении которых во мне, Артуре Клайгеле, всплывала въедливая строптивость: я искренне считал, что эти правила писаны для «прочих», не одаренных врожденным Могуществом. Впрочем, я в жизни не попадал в серьезные переделки, а потому мог заблуждаться на этот счет.

Мои убеждения были слегка поколеблены, когда потревоженная лава выплеснулась из лужицы на базальтовый пол и неторопливо стекла обратно, задержавшись на пути в канавках, вырезанных в камне и невидимых в густом полусумраке. Наполненные светящейся малиновой жидкостью, все вместе, канавки сложились во вполне уместное в данной ситуации «Подожди». Поразмыслив, я решил, что хотя мое действие и нарушало ТБ, все же было вполне психологически обоснованным, и, более того, Звенигор, очевидно, на него рассчитывал. Должен же я как-то дать знать о своем прибытии.

Я стал ждать. Лавовая надпись у моих ног, остывая, тускнела, и через несколько минут горельефные буквы, сравнявшись с полом, попросту перестали существовать. Хм… Эффект, сравнимый со смыванием приливной волной следов, оставленных на песчаном пляже. Одноразовое предупреждение. Если поразмыслить, поистине гениально. Хотя, может быть, для того, кто привык работать с лавой — вполне тривиальная мысль.

И все-таки начало Приключения было совершенно нетипично. На протяжении всего достаточно долгого пути сюда я не страдал ни от голода, ни от непогоды. Никто не пытался убить меня или ограбить, и даже никто хотя бы ради приличия не удосужился порычать на меня из кустов. О том, что происходило со мной на протяжении двух месяцев, не нашлось бы сказать и двух слов. Похоже было на то, что сам по себе, даже будучи наследником Белого трона, я решительно никого не интересовал. Приключение не начиналось. Оно ждало своего героя, голову, на которую и посыплются неприятности. Я размышлял: огорчаться ли, лелея уязвленное честолюбие, или же радоваться, что это не моя голова. Поэтому я проморгал какой-то важный момент и вернулся к действительности, только услышав суховатое, сдержанное и негромкое:

— Здравствуйте, Клайгель.

За все время долгого пути я не раз пытался в своей фантазии воссоздать возможный облик саламандра. Множество химер населили мое воображение, но ничего подобного тому, кто стоял передо мной, я не выдумывал. Мне просто не пришло в голову, что Звенигор может оказаться обыкновенным молодым человеком вроде меня самого. Было темновато, чтобы рассмотреть его в подробностях, однако я со всей определеностью взялся бы утверждать, что руки у саламандра на месте. Как, вероятно, и все прочее. Одет Звенигор был в светлую сорочку из асбестового волокна, темные брюки того же материала и сапоги, на вид такие тяжелые, что сам я ни за что не надел бы их по здешней жаре. Ни камзола, ни куртки не было: видно, сорвался, как был.

— Принц Звенигор? — для уверенности переспросил я. Кто знает, может, за мной слугу послали? Но юноша напротив согласно наклонил голову.

— Мои имя и титул, — сказал он. — Я тоже не ошибся?

Я кивнул.

— Благодарен вам за отзывчивость.

— Скорее, за любопытство, — усмехнулся я. — Честно говоря, я боялся, что это чей-то розыгрыш. М-м… принц, вы хорошо видите в темноте?

— Довольно неплохо, — растерялся Звенигор. — Простите… Я забылся.

С этими словами он наклонился к лужице лавы и, как мне показалось, что-то ей сказал. Я невольно отшатнулся к самой стене, когда над лавой до самого потолка взметнулось ярко-синее пламя, при свете которого в пещере не осталось ни одного тайного закоулка. Звенигор сел на камень напротив меня и, улыбаясь слабой напряженной улыбкой, скорее знаком вежливости, чем хорошего настроения, позволил мне удовлетворить первый приступ любопытства.

У него было привлекательное открытое лицо, из тех, что безотчетно вызывают доверие. Густые светлые волосы, почти прямые, остриженные в кружок, в свете огня отливали рыжим, в очертаниях подбородка и скул чувствовались характер и воля. Глаза голубые, яркие, похожие по цвету на горящий метан. А кожа — такую я и у людей-то редко встречал. Она даже на взгляд казалась горячей: тонкопористая, туго натянутая, гладкости любая девушка позавидует, основательно и ровно тонированная в золотистый цвет загара. Ростом саламандр был не выше меня самого, а это совсем немного, но крепкий, как молодой дубок, литой, почти скульптурный. За чистоту породы и экстерьер я немедля выставил ему десять баллов.

— Это обычная внешность, — осторожно поинтересовался я, — или дань уважения?

Наконец-то в ярких глазах напротив промелькнула озорная улыбка.