Дэвид Геммел - Эхо Великой Песни

— Мне нужно подзарядить корабельные орудия. На это потребуется больше ста кристаллов.

— Я отправлю их на корабль.

— Вы думаете, пришельцы захотят воевать с нами?

— Это неизбежно, — все так же устало улыбаясь, ответил Раэль. — Они столь же высокомерны, как и мы, и верят в свое превосходство и в божественное право на власть.

Едоки разошлись, таверна опустела, но Софарита не ложилась спать. Напряженная и испуганная, она сидела на подоконнике, глядя на тихую площадь внизу. Когда она пыталась расслабиться, в уме у нее начинали струиться образы незнакомых людей и неизвестных мест, а в ушах звучали разговоры, которые она слышала впервые.

Каждый раз, когда видения захлестывали ее, ей казалось, что она тонет в море чужих жизней. Однажды в детстве она сорвалась с глинистого берега в Луан. Какой-то крестьянин вытащил ее из воды, но некому было спасти ее из реки людских мыслей, страхов и грез.

Софарита не понимала, почему с ней происходит такое. Раньше ее никогда не посещали видения. Быть может, она сходит с ума, и то, что она видит, лишь плод ее воображения? Или у нее горячка? Софарита пощупала лоб — жара не было. Она слезла с подоконника и напилась воды. Усталость одолевала ее, и она жаждала забыться сном.

Но что, если она больше никогда не проснется? Что, если река грез унесет ее?

Она не знала в городе никого, к кому могла бы обратиться за помощью. «Ты должна полагаться только на себя», — подумала Софарита, и эта мысль, как ни странно, ее успокоила.

Это верно: надеяться ей не на кого, зато и на нее никто не надеется. Впервые в жизни она обрела свободу. Она не зависит больше от прихотей отца, в грош не ставившего женщин, или мужа, которого она уважала, но никогда не любила по-настоящему. Исчезли цепи, приковывавшие ее к узкому деревенскому мирку.

А пугающая река грез по крайней мере не давала скучать.

Софарита положила голову на подушку, укуталась одеялом, закрыла глаза…

…И очутилась в подвале таверны. Бадж сидел за столом, уронив голову на руки, и плакал. Напротив него сидел пожилой мужчина с пшеничными, прошитыми сединой волосами и такой же бородой. На койке у стены спала маленькая девочка с золотистыми кудряшками. Сначала Софарита наблюдала за этой сценой бесстрастно, но горе Баджа трахнуло ее. Она хотела утешить его и поняла, что парит где-то вверху, оставаясь невидимой для мужчин.

— Перестань плакать и расскажи, что случилось, — сказал пожилой.

— Он убил их. Это было ужасно. — Бадж поднял искаженное мукой лицо. — А я ничего не сделал, Бору. Стоял в темноте как вкопанный.

— Он и тебя убил бы. Вы совершили вопиющую глупость, напав на Вирука.

— Фориал видел, как он шел в Совет без оружия. Если бы я вступил в бой…

— Но ты не вступил, — отрезал Бору.. — Фориал сказал что-нибудь перед смертью?

— Сказал только, что когда-нибудь Вирука убьют. Он не выдал тех, кто послал его. Но что, если тела будут найдены?

Фориал работал у меня, и на меня падет подозрение.

— Хватит скулить! Если и найдут, то не беда. Головы я положил в мешок и бросил в море. Но запомни, Бадж: поодиночке действовать больше нельзя. Все должно делаться по плану. Вы с Фориалом рискнули всем ради своей глупой выходки. Теперь он и другой дуралей мертвы, а будь моя воля, я бы и тебе глотку перерезал. Но тебе дают случай исправиться. Впредь будешь повиноваться приказам. Никаких необдуманных поступков. Ты понял?

Бадж кивнул.

— Прости меня.

— Проси прощения у Фориала и его друга.

Софарита открыла глаза. Комнату освещала только луна.

Молодая женщина чувствовала себя на диво свежей и отдохнувшей, хотя проспала никак не больше часа. Свечи она задула перед тем, как легла, и теперь не знала, как зажечь их.

Стоило ей подумать об этом, один из фитильков замигал, и слабый свет наполнил комнату. Софарита села, посмотрела на второй огарок и представила себе, что он зажигается.

Свечка загорелась, и Софарита снова откинулась на подушку. Она больше не испытывала паники: ясно же, что это только сон. Она улеглась поудобнее и заснула опять.

Дом Метраса стоял на восточной окраине, близ салотопенных дворов и скотобойни, построенной здесь два года назад. В прошлом веке этот квартал населяли состоятельные, с хорошими видами на будущее вагары. Теперь он захирел, хотя и мог еще похвалиться добротными и даже облицованными мрамором домами.

Метрас прошел четыре мили от гавани, открыл калитку и увидел в своем садике двух привязанных лошадей. Это не порадовало его: он устал и ни с кем не желал разговаривать.

Мать в небесно-голубом атласном платье выбежала ему навстречу. На исходе своего пятого десятка она оставалась красивой женщиной, только располнела немного, и в золотистых волосах пробилась седина.

— Добро пожаловать домой, сынок! — Она поцеловала Метраса в щеку и повела в дом.

— Кто у нас, мама? — спросил он.

— Твой старый друг пришел поздравить тебя с прибытием. И привел своего дядю, который живет за Луаном.

Метрас, задержавшись на кухне, напился холодной воды из глиняного кувшина и улыбнулся матери.

— А ты у меня все хорошеешь. Это новое платье?

Эхо Великой Песни 169 Она, очень довольная, отошла немного и покружилась, раздувая тяжелую юбку.

— Нравится?

— Тебе идет. Надо полагать, ты опять влюблена?

— Ишь, насмешник! По-твоему, я слишком стара для любви?

— Больше двадцати пяти тебе нипочем не дашь, — заверил сын. — Кто счастливчик?

— Купец, недавно из Пагару. Хороший человек, занятный такой и веселый.

— А лет ему сколько?

— Он говорит, пятьдесят, но мне сдается, что ближе к шестидесяти. Да хоть бы и так — он еще хоть куда.

— Для его же блага надеюсь, что это оправданно. Ну говори: кто меня ждет?

— А сам посмотреть не хочешь?

— Не люблю сюрпризов.

— Раньше любил. Помню, когда ты был совсем маленьким…

— Я уже вырос, мама, — мягко сказал Метрас. — Кто?

— Пендар. Он теперь разбогател, — прошептала женщина, наклонившись к сыну. — Надо было тебе тогда согласиться стать его компаньоном. Может, он и теперь тебя возьмет.

— Уверен, что возьмет, — с широкой улыбкой ответил Метрас.

— Я не это имела в виду, — покраснела мать. — Я знаю, что Пендар… любит общество молодых людей, но тебя он ценит за ум.

— Да, конечно. За ум. — Метрас чмокнул мать в щеку.

— Что ему нужно, так это…

— Если ты хочешь сказать «хорошая женщина», то лучше промолчи. Ты слишком умна для таких избитых фраз.

— Я хотела сказать, что ему нужен кто-то, кому он мог бы доверять. Пендар умеет наживать деньги, но при этом он как тростинка на ветру. Ты мог бы помочь ему, а заодно бы и сам разбогател.

— Богатство и власть мне ни к чему. Я солдат, и меня это устраивает.