Аманда Хемингуэй - Нефритовый Грааль

Впоследствии он гадал, что могло бы произойти, попробуй он ночью выйти в путь. Проснулся бы он на рассвете — или вовсе никогда бы не проснулся? Похоже, сны его никогда не бывали бесцельны, хотя их цель не всегда удавалось угадать; к тому же прежде он чувствовал себя хоть как-то защищенным — во всяком случае, до того, как материализовался во плоти. На сей раз он понял, что остался совсем один, уязвимый для неведомых опасностей, которых не понимает. Его бросили в чуждый мир без всякой поддержки и помощи, слепо вышвырнули на самый край какой-то скрытой пропасти. В тот момент осознание нависшей опасности пугало его сильнее, чем страх никогда не вернуться домой.

Медленно, убеляя небо на востоке и обращая розовый месяц в полупрозрачное перышко, надвигалась заря. Тусклый утренний свет распластался над пустотой, открыв взгляду пустыню из песка и камня, расчерченную застывшими волнами доисторического океана, иссеченную, словно венами, руслами давно пересохших рек. Вверх по склону к Натану тянулся, змеясь, двойной ряд громадных валунов; там земля была особенно неровной, вздыбленной острыми, как ножи, гребнями и вздутой шишками и холмами. Наконец из-за горизонта показался изгиб солнца, заливая мир цветом: песок оказался бледно-терракотовым, скалы — кремовыми с серыми прожилками, тут и там выщербленные или изъеденные до небесно-голубой, или кроваво-оранжевой, или мясисто-красной сердцевины. На миг эта жуткая, дикая красота заворожила Натана; и в то же мгновение он почувствовал боль — она обожгла его резко и внезапно. Там, где утренние лучи коснулись руки, кожа покраснела, потом появились пузырьки ожога. Натан почувствовал, что то же самое происходит с лицом. Бросившись обратно к расщелине, он забился в благословенную тень пещеры. Боль немного утихла; при мысли о том, что солнце не застало его посреди голой пустыни беззащитным, без обуви, в одной пижаме, Натана накрыла волна облегчения.

Мальчику удавалось видеть сквозь щель кусочек неба, хотя незащищенные глаза резал свет. Поначалу Натану почудилось, что высоко-высоко кружат птицы — наверное, хищники. Потом летающие силуэты чуть снизились, и он понял, что это крылоящеры — только отличные от тех, что он встречал в городе. Здешние рептилии были без наездников, по-видимому, чуть меньшего размера и всевозможного окраса: большинство — темно-серые и черные, некоторые пятнистые или крапчатые, один вовсе белый. «Ящеры, на которых летают люди, — одомашненные, — догадался Натан. — Их разводят специально. А эти — дикие». От любопытства он забыл про боль, обжигающую кожу. Натану стало интересно, чем питаются рептилии здесь, в пустыни.

Один крылоящер резко спикировал, вытянувшись в стрелу. Что бы он там ни приметил, добыче удалось ускользнуть. Однако вскоре он снова бросился на землю — и на сей раз взмыл вверх, зажав в когтях змею: та извивалась, как бечева плети, стараясь укусить обидчика. Натан вспомнил слова Эрика о том, что немногие живые существа способны противостоять усиливающемуся заражению. «Если можешь выжить в пустыне, — подумал мальчик, — то выживешь везде». Он забился поглубже в пещеру и закрыл глаза, давая им отдых; а когда снова взглянул вверх, увидел трех приближающихся крылоящеров, летящих косяком в виде буквы «V». Они несли на себе людей. Патруль.

Дикие крылоящеры удалились на безопасное расстояние; там они принялись медленно кружить, не сводя глаз с непрошеных гостей. Патруль начал снижаться. «Они собираются приземлиться», — в сильном волнении пробормотал Натан. Наверняка люди направлялись в пещеру — больше некуда; но ведь для них вход был слишком узок! Вблизи оказалось, что наездники не похожи на обычный патруль: люди были одеты в черное с красными эмблемами на лбах. Натану пришло в голову, что скорее всего это какая-то незаконная группировка — налетчики или террористы из движения сопротивления. Он постарался запомнить красную эмблему — замысловатый узор в круге, но, хотя мальчик был уверен, что сможет узнать знак, если увидит, он сомневался, что воспроизведет его на бумаге. Первый из наездников плавно опустился на землю у вершины холма и слез, настороженно озираясь по сторонам. Даже привыкшему к виду людей в шлемах Натану эта фигура показалась особенно злобной, с невидимым сквозь черные очки взглядом и бесформенным щитком, скрывающим черты лица. Что-то было в ее движениях: в походке, в эдакой ежесекундной настороженности, хрупкости плеч, едва заметной внутренней уверенности. Мальчик подумал, что всадник вполне может оказаться женщиной. Не такой, как Халме — с ликом из волшебной легенды, но ловким, атлетического сложения существом, смертоносным, как тигрица.

И еще он подумал, что она достаточно стройна, чтобы пролезть в пещеру…

Двое других снизились и зависли в воздухе, не приземляясь. Всадница уже почти преодолела склон; ее не привязанный крылоящер стоял, ожидая. Вдруг он ударил крыльями и взмыл в воздух, распахнув клюв в крике. На глазах у Натана земля содрогнулась: двойной ряд гор начал вздыматься. Наездница споткнулась. Один из тех, что были верхом, резко взмыл вверх, второй бросился вниз спасать товарища. То, что случилось потом, заставило Натана позабыть о страхе.

Послышался низкий рокот — похожий даже не на грохот обвала, а скорее на утробное урчание в недрах самой земли, и огромный кусок горы просто отломился, поднявшись, словно выталкиваемый подземным давлением. Песок вокруг заклубился облаком; холмы и каменные глыбы накренились, но не обвалились. Разверзлось веко, блеснул черный, окаймленный бронзовым зрачок. Последовала минута замешательства, в течение которой Натан осознал, что он видит. Распластавшись по склону холма, замаскированное под цвет и вид пустыни, слившееся с ней воедино, перед ним лежало чудовище — огромное и невидимое, ставшее частью пейзажа. Если бы ночью Натан сделал еще шаг-другой, он неминуемо наступил бы на зверя. Приплюснутый череп был футов сорок в ширину; его венчали два ряда костяных шипов, которые шли дальше вдоль шеи и всего громадного тела, тоже распластанного: в передачах о мире животных Натан видел, что так распластываются пустынные ящерицы. Где-то в отдалении, вздымая клубы песчаной пыли, бил по земле изогнутый хвост. Ближние изломы скал разгибались, превращаясь в локти; двинулась, сотрясая пещеру, вывернутая лапа. Упавшая всадница старалась подняться, с трудом удерживая равновесие на голове чудовища. За ее спиной снизился второй наездник: его крылоящер бешено бил в воздухе крыльями, крошечный на фоне лежащего монстра. Когти схватили женщину за руку (теперь Натан был совершенно уверен, что это именно женщина) и приподняли — однако она оказалась не такой уж невесомой, и крылоящер с огромным трудом набирал высоту. Поблизости кружила неоседланная рептилия, тоже взмывшая в попытке спасти свою жизнь. А еще выше, на фоне солнца, под пристальными взглядами своих диких сородичей парил силуэт третьего крылоящера. Неизвестно откуда ударил столп огня, заставляя всадников отшатнуться. Женщина не теряла головы. Болтаясь в воздухе и видя, как на нее стремительно несется пустыня, она нашла в себе силы выкрикнуть призыв, хрипло и повелительно, и снова, уже более отчетливо, — и ее ящер нырнул, чтобы подхватить наездницу.