Андрей Бондаренко - Карибская эскапада

Чуть до драки дело не дошло.

— Ты, краснопузый у меня за всё ответишь, — орал ротмистр, размахивая кулаками, — Я покажу тебе продразвёрстку по полной программе!

— Оставьте, Мюллер, ваши кулацкие штучки, — не сдавался Комиссар, — Как Вы с такими выражениями через месяц Ленинский зачёт сдавать собираетесь?

Так и не договорились ни о чём. Хлопнул Комиссар в сердцах дверью, сел на свой мопед «Верховина» и умчался куда-то.

А Митёк пьяненький, водитель кобылы, сидит себе на завалинке, и, так, между делом говорит:

— Там у Поповича бражка подходит. Угостил бы кто меня — может быть, и раскрыл бы страшную тайну — куда картофель испаряется.

Бернд у Поповича, не смотря на оказанное физическое сопротивление, один бидон с брагой отобрал, да в Митька большую его (то есть — браги) часть и влил.

Митёк и рассказал всё:

— Вы когда вечером с поля уходите — ведь не все ведь мешки с картохой с поля вывезти успевают? А когда утром обратно на уборку возвращаетесь — чисто всё уже? Тут дело такое — у председателя нашего родственников — как у дурака фантиков. А некоторые из них даже на рынках разных трудятся — в Боровичах там, в Новгороде. Вот он по ночам иногда туда картоху то и увозит. Была картошечка колхозная — стала частная. Усекли, гусары хреновы?

Гусары усекли сразу и прочно. Уже через десять минут полувзвод, в пешем порядке, правда, выступил в направлении Правления колхоза.

Впереди шёл злой ротмистр и хмуро декламировал своё же собственное стихотворение, Че посвящённое:

Путь был не близок — километров пятнадцать с гаком, но чувство неутолённой мести клокотало в гусарской груди почище, чем вулканическая лава в жерле Везувия — в день гибели Помпеи.

Согласно заранее выработанной диспозиции, основная масса мстителей занялась бескровной нейтрализацией конторских служащих — бухгалтера, бригадира, агронома и прочая. Я же удостоился чести сопровождать ротмистра в самое логово коварного врага.

Одним могучим пинком ноги Бернд снёс с петель хлипкую дверь председательского кабинета, и, мы смело проследовали внутрь.

— Это что ещё за фокусы? Вы кто такие? А ну-ка предъявите ваши документы! -

Медведем взревел председатель Пал Иваныч, мужик отнюдь не хилый.

Впрочем, тут же и примолк — это ротмистр картинно достал из внутреннего кармана обрез, страшно клацнул хорошо смазанным затвором, и в полной тишине, небрежно, цедя слова сквозь зубы, поинтересовался:

— Как Вы сказали, уважаемый? Ваши документы? Помнишь, Андрюха, фильм такой — "Рождённая революцией"? А эпизод шикарный — входят два отморозка в кабинет к комиссару, а тот их и спрашивает: "Ваш мандат"? А тот, что повыше, просит своего товарища: "Козырь — наш мандат"?

Я, конечно, отвечаю, что помню этот эпизод очень даже хорошо.

— Давайте, гражданин, повторим, — обращается Бернд к опешившему председателю, не сводящего испуганного взгляда с обреза, — Ну, спросите ещё раз: "Ваш мандат, товарищи"? Ну, гнида вороватая, долго я буду ждать?

— Э…э. Товарищи, а где ваш мандат?

— Козырь, а наш мандат? — Радостно восклицает ротмистр.

В точности, как в том известном фильме, я медленно подхожу к председателю и сильно бью последнему между глаз. Мужик отлетает метров на пять и медленно сползает по стене, непритворно закатив глаза.

— Заставь дурака богу молится, он и председателя замочит, — недовольно ворчит Бернд в мой адрес, старательно поливая голову председателя водой из пузатого графина.

Пал Иваныч медленно приходит и в себя, и в ту же секунду ощущает под кадыком холодное дуло обреза.

— Будешь ещё, сука оппортунистическая, воровать картошку студенческую, которая потом, мозолями и спинами усталыми им достаётся? — с пафосом вопрошает ротмистр.

Председатель тихонечко вертит головой из стороны в сторону, что-то мычит и сучит ногами, обутыми в кирзовые сапоги пятидесятого размера.

— Ладно, на первый раз — верю, — успокаивается, наконец, ротмистр и отводит дуло обреза в сторону, — А мешки с картошкой украденные — всего двести двадцать штук по сорок килограмм в каждом — вернёшь. В другом месте украдёшь — но, вернёшь! Пошли, Андрюха, отсюда скорей — на свежий воздух, а то похоже, наш вороватый друг обрезаться изволили.

Уходим с чувством глубочайшего удовлетворения и с верой в высшую справедливость.

И что же Вы думаете?

По прошествии месяца наша славная бригада выиграла таки соревнование — и диплом памятный получили, и премию денежную.

Премию, впрочем, Бернд никому на руки выдавать не стал, мотивируя этот поступок следующей сентенцией:

— Деньги, заработанные потом и кровью, в боях с грязными супостатами, тратить на меркантильное потребительство пошло и отвратительно. Поэтому — в субботу все встречаемся в "Белой Лошади" — гуляем с шиком гусарским — заработали это право в боях честных. А обрез свой я ресторанным ребятам подарю, у них чего только по стенкам не висит — колёса, сёдла, шпоры, попоны — и обрезу там место найдётся, как-никак — вещь легендарная.

Но, забыл Бернд простую истину — долог и непредсказуем путь к последнему причалу, и всякого на этом пути ещё может случиться.

Славно в "Белой Лошади" посидели. Для тех, кто не знает — ресторанов разнообразных и дорогущих в Ленинграде в 1981-ом было — до бесу.

А пивной ресторан с ценами приемлемыми — всего один — "Белая Лошадь".

А меню какое: шесть сортов пива разливного — вещь для тех времён — неслыханная; а названия блюд — "Щи по-гусарски", "Колбаска-гриль по-славянски", например?

Попасть в такое заведение — куда как непросто, очередь за месяц занимать приходилось.

Но ротмистр у нас — не просто так чувак — а серебряный призёр ГДР по конной выездке, с самим Ростоцким-младшим за руку здоровается. Поэтому — пускают нашу банду по первому свистку, и обслуживают по высшему разряду.

Но, конец вечера был испорчен безнадёжно.

Выяснилось, что Бернд обрез — вещь раритетную и легендарную, в подарок ресторану предназначавшуюся, забыл в деревне безымянной, под койкой своей — в портфеле потрёпанном.