Майкл Муркок - Древо скрелингов

Большинство сплетен мы черпаем, подслушивая разговоры в тавернах, но бродяга вроде меня тщательно избегает таких мест. История здешних жителей мало занимала меня. По сравнению с моей собственной она была грубой и примитивной. Я в достаточной мере оставался мелнибонэйцем, чтобы ощущать превосходство над смертными большинства вероисповеданий.

Посредством моих чувств граф Ульрик имел возможность проследить превращение своего клана в нацию, а в снах он воспринимал мои грезы, словно свои собственные. Он видел мои сны, а я – его. Но он не переживал мои грезы, как я, и, подозреваю, запомнил еще меньше. Он сам волен выбирать, что удержать в памяти, а что забыть.

Лето близилось к концу, но солнце на удивление сильно припекало мою голову в шлеме. Я заметил, что окружающий пейзаж изменился. Скалы заострились, горные склоны шли уступами, а в глубоких ущельях струились ручейки, наполняя окружающий мир неземной музыкой. Судя по всему, я вошел в Сад Дьявола. Моему коню становилось все труднее переступать по глинистой почве.

Эта пустынная местность была изумительно красива. Здесь было очень мало растительности. Изредка я ловил бодрящий аромат еловой хвои.

Огромные известняковые вершины сверкали в лучах солнца. Все тропинки были скользкими и ненадежными. Узкие оживленно бурлящие речки ниспадали с террасы на террасу среди камней самых причудливых форм.

На массивных скалах, возносившихся к небу, лежали плотные тени, казавшиеся черными на фоне яркой белизны. Редкие озерца, синие как лед в солнечных лучах, отражали бегущие облака, словно полированная сталь. На скудных пятачках земли росли рощицы синих сосен и толстых дубов. Я то и дело слышал рокот камней, сброшенных копытами горного козла, пустившегося наутек. В трещинах скал, забитых комковатой почвой, росли папоротники и кипрей. Этот пейзаж был знаком мне с детства, когда я, еще будучи фон Беком, отдыхал здесь с родственниками, владевшими виллой на побережье. Также он напомнил мне безлюдные земли Мелнибонэ, в которых фурны, дружественное нам племя драконов, возвели свой первый величественный город из камня и огня.

День становился все жарче, и чистое синее небо расцвечивало местность богатством красок. Меня охватила непривычная ностальгия. Это чувство было не слишком приятным. У меня возникло ощущение постороннего вмешательства, как будто чужой разум пытался вторгнуться в мой мозг.

Носителем этого разума было нечто намного старше, массивнее меня, что-то, вновь напомнившее мне о Мо-Оурии и вызывавшее образы и воспоминания о событиях, которые, вполне возможно, еще не происходили в истории этого мира.

Я умел держать себя в руках в подобных обстоятельствах, но меня продолжала терзать тревога. Мой скакун Соломон также все больше нервничал – вероятно, ему передалось мое настроение. Мне хотелось как можно быстрее покинуть эти места. Мы упорно продолжали двигаться к западу; конь с изумительной легкостью держался тропы. Порой мы словно прилипали к каменным стенам, будто ящерица, глядя вниз на отвесные склоны и далекие блистающие водные потоки, расцвеченные поистине колдовскими красками.

Эту ночь я провел в естественной пещере, убедившись сначала, что она не занята медведями. По пути я не встретил ни одного поселения людей. В этих местах человеку нечем обеспечивать свою жизнь.

Я встал рано утром, умылся, поел, оседлал Соломона, облачился в доспехи, надев вместо шлема капюшон. Сверхъестественный облик долины вновь потряс меня. У дальнего ее конца виднелось широкое мерцающее озеро.

Пришпорив Соломона, я почувствовал близость других существ, ощутил их запах, их массивность. Я инстинктивно чувствовал уважение к ним, хотя и не сознавал, что они собой представляют. Они находились неподалеку, и их было много. Это все, что я знал наверняка. По всей видимости, они превосходили возрастом офф-моо, которые были свидетелями всех этапов истории Земли. Они хранили память о том мгновении, когда их изгнали из газообразного солнечного Эдема, чтобы начать формирование этой планеты.

Даже звезды в небе этого мира чуть отличались от тех, к которым я привык. Я решил, что будет гораздо разумнее узнать, о чем может поведать мне Сад Дьявола, нежели судить о нем с точки зрения мелнибонэйца. Я почувствовал, что здесь некогда происходила великая битва. Хаос и Закон сражались здесь с невиданной прежде яростью. Я находился в одном из самых старых и недоступных обиталищ сверхъестественных сил в этом мире. Оно сохранилось в неизменном виде. Только теперь я начинал осознавать его таким, какое оно есть. Даже самые значительные события человеческой истории нимало не затронули его обитателей. Это были мудрые существа, повидавшие несравненно больше, чем кто бы то ни было; они были свидетелями тому, как все идеалы людей ниспровергаются их же глупостью. Однако цинизм был совершенно им чужд. Мыслительные процессы этих древних созданий были столь неторопливы, что их практически невозможно было уловить, тем не менее, они сохранились в памяти Земли.

Чтобы произнести свое собственное имя, им требовалось время, за которое сменялись несколько поколений смертных. Посвященные прислушивались к ним с величайшим вниманием. Немногие просили у них совета, хотя почти все знали, как это сделать. Как правило, их ответы приходилось обдумывать столь медленно и тщательно, что вопрошавший мог умереть, прежде чем прийти к какому-либо заключению. Когда они погружались в сон, их покой мог длиться миллионы лет, а просыпались они на считанные секунды. Они никогда не тратили слов попусту. Я начинал понимать, о чем говорил брат Тристелунн.

В пору ученичества я немало времени провел среди таких древних созданий, и все же мне было не по себе. Окажись со мной Хмурник, он непременно выразил бы осторожные опасения, и я высмеял бы его. Но я был здесь один. Я уцелел в доброй сотне кровавых битв, но еще никогда мне не было так страшно, как сейчас.

Я спешился и повел Соломона на водопой к одному из глубоких ручьев долины. Я заметил, что ее стены расступились. Я оказался в амфитеатре с крутыми склонами, кое-где тронутыми зеленью растительности. Там и здесь виднелись редкие цветы, но в общем эта просторная площадка была пуста, если не считать мягкой травы. Она напоминала мне ухоженные пастбища для овец и коз, которые я встречал в иных местах.

Известняковые скалы отделились друг от друга, образуя высокие столбы, похожие на головы и фигуры. Мне чудилось, что я улавливаю их настроение. В этих огромных естественных колоннах чувствовалась жизнь, угадывались разнообразные эмоции. Было совсем нетрудно понять, отчего в этом районе так распространены легенды о великанах.