Асия Уэно - Радужная Нить

Не удивляйся, что я рассказываю лишь то, о чём ты и не догадывался! Мёртвым дано стоять за спиной дорогих им людей, а я присматривал за тобой, как некогда она присматривала за нами.

За тобой, Сацки, Хоно, Дзиро — всеми, кого любил и продолжаю любить.

И прости, что унёс истинную историю твоего рождения в погребальный костёр!

— Так вот, почему Хоно… — моё горло сжалось. Не мог я напомнить отцу, какими словами завершилась наша последняя встреча, какой груз с тех пор у меня на сердце! Нет, не сейчас. Нельзя омрачать…

Просто слов не хватает! Неужели этот дуралей решил благородно передать мне всё отцовское наследство вместо половины? Ладно, милый братец, ещё свидимся… Главное, успеть увернуться при встрече, если ты надумаешь выполнить другое своё обещание!

Кото-но Ринтаро протянул руку и погладил меня по щеке, другой же набрал белого песка и ссыпал его тонкой струйкой перед собой.

— Как эти песчинки некогда были огромными глыбами, — улыбнулся он, — так и обиды хороших людей не вырастают, но лишь уменьшаются со временем, проведённым вместе. Не горюй. Хономару горяч, но честен и верен — он образумится. И не вини брата: он столько лет выдерживал битву между гордыней, благородством и тем, что казалось ему справедливостью! Как тут не стать отменным воином? А я, признаться, был к нему несправедлив: от кого ещё он мог позаимствовать столь пагубную запальчивость, как не от меня?

Последние слова сопровождались смехом, искристым, словно небо над нами.

Какой он теперь молодой, мой дедушка! То есть, отец, никак не привыкну. Лёгкий и светлый — словно воздушный змей вроде тех, что дети запускают в Праздник Поминовения, украсив белыми лентами с пожеланиями и просьбами к ушедшим. Интересно, все люди становятся такими после смерти или только лучшие из них?

— Как ты оказался здесь? — осторожно спросил я, заглядывая в его глаза, прежде светло-карие, как у меня, а теперь цвета тёмного серебра. — Ведь это — Хорай? Верно?

— Я покинул небесные рощи Тэнны по зову твоего сердца. Священная Гора исполняет заветное желание каждого, кого сочтёт достойным. Иным же здесь не место.

Отец поклонился земле, и я, развернувшись лицом в сторону суши, последовал его примеру. Да, что бы ни бередило мою душу — именно это желание и было самым заветным. Невыполнимым и, может быть, оттого — неосязаемым?

В жемчужном свете я увидел громаду, напоминающую дворец, брошенный посреди острова сказочным великаном, и понял, что это и есть гора. Та самая, в долину меж вершинных зубцов которой забредала Мэй-Мэй. Каково было её желание? Обрести память? Душу? Или просто вернуться?

Странные, должно быть, стремления владеют теми, кто ступает на этот берег. Интересно, в чём состоит заветное желание моего…

Ой, а где же Ю?!

Я лихорадочно завертел головой, затем обратился к отцу.

— Мы приплыли сюда вместе с другом. Где он? Ты его видел? — засыпал я его вопросами.

— Нет, — покачал он головой, — я здесь лишь с того мгновения, как твою лодку прибило к берегу, и ты был в ней один.

Неприятный холодок пробежал по телу. Казалось бы, уж за кого не следует волноваться, так это за юмеми, наверняка чувствующего себя на Острове Бессмертных так же привычно, как в квартале Поздних Хризантем Южной Столицы Кёо. Ведь, если поразмыслить: он знал и направление, не отрицая, что бывал здесь прежде, и доставил наше судёнышко по назначению, пока я дремал. Не его ли стараниями, кстати? И… о боги, а я всё думал, что за странное ощущение? На мне же ханьские штаны и куртка, и теперь даже смутно вспоминается, что родные лохмотья я примечал где-то на корме. Но во что тогда одет Ю? И, главное, куда он запропастился?

— Это доброе место, — пальцы успокаивающе коснулись моей руки, — здесь нет даже смерти — хотя сейчас я понимаю, что бояться её не следует. Возможно, твой почтительный приятель решил оставить нас наедине. Наблюдая за тобой, я примечал всё, что касалось спутников, избранных разделить твой путь. Некоторые из них вводят в недоумение своей загадочностью, но… Хотел бы я связать жизнь с такими друзьями, сынок!

От тепла в его голосе и того удовольствия, с которым он произнёс последнее слово, моё сердце слегка замедлило судорожное биение. "Хорошо, буду переживать, увидев качающимся на волнах, не раньше!" — твёрдо сказал я себе.

— Кстати, рад за Татибану-младшего, — продолжал отец, — его избранница стоит наивысших похвал. Заметь: я не имею привычки хвалить чужих женщин, — отец усмехнулся, но в его глазах промелькнула грустинка.

— Я видел… её, — прошептал я, словно кто-то чужой мог нас услышать. А вдруг она не хотела, чтобы отец узнал?

— А я — больше ни разу, — так же тихо ответил он. — Надеялся, что хотя бы после смерти… искал… но тщетно.

— Она не в Тэнне? — ужаснулся я, представив, где ещё могла оказаться моя мать. Ведь она… после содеянного она могла… Если отец покинул рай, чтобы поговорить со мной, могла ли она?..

— Нет, хвала богам, она не в Макаи, — приободрил меня тот, но я видел, чего ему это стоило, — однако среди человеческих душ её нет.

— Я же говорил с ней здесь, только что! — вскричал я. — Она знала, что ты ожидаешь, и велела не мешкать!

Округлившимися глазами отец посмотрел на меня, затем порывисто прижал к себе.

— Ты приносишь одну лишь радость, дитя! Я боялся, что с гибелью криптомерии её душа исчезла… — он задумался и замолчал, я же отстранился, взяв его руки в свои.

— Отец, ты говоришь, что ушедшим многое ведомо? — произнёс я, и он кивнул. — Тогда тебе знакома и эта женщина, Кагура. Она послала ту молнию, что метила в меня и сожгла… дерево. Хотя, по её словам, целилась не в меня лично. Можешь рассказать, в чём причина её ненависти ко всему нашему роду?

— Она так сказала? — усмехнулся тот, и от уголков губ пробежала глубокая складка. — Ко всему роду? Эх, Кай, женщины, если им выпала доля творить зло, сокрушительны, как цунами, и разрушения, приносимые ими, так же невозможно остановить или ограничить. Да, сейчас она ненавидит всех нас, и тебя, наверно — в первую очередь. Но тогда… кто знает? Она ведь и впрямь почти твоего возраста, это тёмное искусство её состарило. Будучи по-юному торопливой в намерении причинить мне вред, бедняжка даже не предполагала, чем это обернётся.

— Но что ты ей сделал?! — воскликнул я и покраснел, тотчас же сообразив, что именно мог сделать нестарый ещё мужчина молодой красавице. Или отверг, верный памяти жены!

— Ничего, — спокойно ответил отец, не обратив внимания на моё смущение, — кажется, мы друг друга и в глаза не видели. Мои выводы проистекают из твоего с ней разговора. Кто в нашей семье мог привлечь внимание мико, кроме меня? Уж никак не Хидэ, и не Хоно, он тогда ещё за девушками не бегал. А Сацки и подавно не при чём, с её-то добродушием да спокойствием. Что она этой колдунье? Эх, такой сильный дар для женщины, и так бездарно его растрачивать! — он с неодобрением прищёлкнул языком.