Любовь Пушкарева - Утраченный покой

– Угу. Сидят, уминают полусырые куски мяса. Довели Поля до истерики своим заказом. Хорошо хоть сели в углу и мало кому видны… хищники, – пренебрежительно закончил он.

– А кто второй? Брутальный брюнет или вменяемый шатен?

Дик, хохотнув над характеристикой, ответил:

– Шатен.

Все ясно. Тони Грея приволок. Не отвертеться.

– Ладно, я пойду пока успокою или окончательно доведу Поля, как уж получится. А когда эти двое закончат есть, предупредишь меня, а после проведешь их. Только мистера Седрика, – подумав, добавила я. Решив, что оставаться наедине с двумя волками, да еще в моем состоянии – крайне неразумно.

– Сделаем, Пати.

Я спустилась в кухню, Поль, наш шеф-повар, напоминал кипящую кастрюльку, только вместо булькания доносилось: «Пусть идут в зоопарк и объедают там львов! Откуда они вылезли? Из Кентукки? Или Арканзаса? Ехали б туда и там жрали свои стейки с кровью»

– Пати! – гений кулинарии увидел меня и понял, на кого можно обрушить гнев. – Пати! Что мне приходится ради тебя делать? Ты знаешь?

– Гробить свой талант? – с сочувствием спросила я.

– Да! Ты знаешь, что приходится подавать в твоем ресторане?

– Полусырые куски мяса, – сокрушенно ответила я. – Поль, а у тебя еще остался твой маскарпоне? – с придыханием спросила я, состроив самую умильную рожицу, какую только смогла.

Поль посмотрел на меня, разрываясь между желанием поскандалить и удовлетворить свое тщеславие, второе победило.

– Остался, – гордо выдал он. – Твои клиенты настолько тупы, что не берут лучшие десерты, – выпустил он пар.

Я безмолвно изображала «Дай! Дай! Дай!». Поль вымешивал в общем-то безвкусный маскарпоне с ванилью и еще чем-то, превращая его в пищу богов. Шеф-повар достал сыр и коржик и в считанные секунды приготовил пирожное, кокетливо украшенное тонкой плашкой черного шоколада.

Я была так голодна, что заглотила бы его, не почувствовав вкуса, но Поль такого просто не пережил бы. Посему я съела всё с положенным закатыванием глаз и прочими выражениями восхищения. Шеф-повар тем временем так же молниеносно приготовил еще одно, но уже в корзиночке и с фруктами, это пирожное также было съедено с положенными церемониями.

Мир и благоденствие в маленьком мирке кухни были восстановлены. Поль, напевая что-то без слов, принялся за работу, а его помощники, обрадовавшись отсутствию брюзжания, выполняли всё на отлично. Посчитав миссию выполненной, я тихо утащила пару бананов и персиков и скрылась у себя в кабинете.

Только я доела свой ужин, как позвонил Дик.

– Мистер Седрик рвется к вам.

– Вот… человек. Хоть бы кофе выпил после еды… – досадливо отозвалась я. – Проведи его, и пусть кто-нибудь занесет мне в кабинет два двойных эспрессо.

Через несколько минут девушка-официантка занесла кофе, а Дик привел Седрика. Полуволк был вызывающе красив и элегантен, впрочем, как всегда последние лет десять. С чего вдруг он сменил внешность крепкого солидного мужчины средних лет на параметры топ-модели итальянских кровей, осталось для меня загадкой. Хотя кто знает, может, одним своим видом вызывая сильные эмоции как у женщин, так и у мужчин, он развивал свою способность работать с красной силой человеческих эмоций, а не только тешил когда-то ущемленное самолюбие.

Удобно устроившись в кресле, вместо приветствия он поинтересовался:

– Пати, что за игры?

– Какие игры? – устало спросила я.

Седрик поморщился.

– Расклеилась?

От этого ехидного вопроса мое терпение лопнуло, и ответила я весьма нецензурно, чем немало удивила его.

– О… Розочка, я открываю в тебе все новые и новые грани.

– Грани у брильянтов, Седрик, у роз лепестки, – устало огрызнулась я. – Сам-то ты как новенький, я погляжу.

– Да, выжал своих волков и мне хватило, – рассеяно-светски махнув рукой, ответил он.

– А как ты от них кормишься? – не удержалась от вопроса я.

Седрик оценивающе посмотрел на меня.

– По-разному.

– Да не наводи ты тень в полдень! У тебя же самцы, сам сказал: сука одна, и та бешеная.

– Через кровь, я пью от них. Особо ценные, вроде Румана и Тони, всегда при мне, от них я беру иначе: постоянно и по чуть-чуть.

– Запах?

– Запах и прикосновения.

– Так чего ты смущал меня на днях? – буркнула я.

– Ну кто ж знал, розочка, что питье крови тебя не напугает. А во-вторых – всякое бывает, и то, что ты тогда подумала, в том числе. Но я пришел не удовлетворять твое праздное любопытство, а решить судьбу… оборотня.

На последних словах маска бонвивана слетела с него, он впился в меня жестким взглядом, готовый к бою; надеюсь, словесному.

– Оборотня? – насторожилась я.

– Именно. Оборотня. Тони пахнет псом после того, как ты с ним поработала.

– Ты хотел сказать: спасла жизнь, – закипая, уточнила я.

– Спасла жизнь, – досадливо согласился он. – Он пахнет псом, и мои волки на него реагируют… враждебно. Инстинкты конфликтуют с разумом. Разум говорит, что он свой, а нюх – что он враг. Пока они сдерживаются, но вечно так продолжаться не будет. Через пять дней полнолуние… Я думаю, Тони обернется собакой, – тихо закончил он.

Обернется собакой, и стая его загрызет – поняла я.

– Послушай, сейчас он полон моей силой, сейчас он какой-то светлый, но может, если ты его «зачернишь», он опять станет волком.

– А как ты себе представляешь «зачернение»? – спросил Седрик, пристально всматриваясь в меня. Я смутилась.

– Ну, ты же как-то инициируешь своих волков, может, нечто похожее.

– А что ты знаешь об инициации?

Я пожала плечами: это тайна мохнатых, что они там творят, чтобы впервые превратиться в зверей.

– Я тебе расскажу, – по тому, как он произнес эти слова, я поняла, что Седрик очень зол. – Инициация – это когда получеловека ставят на грань, и либо он становится зверем, либо ломается и становится ничем. За самок не говорим – их просто трахают, накачивая силой, пока те не будут готовы перекинуться. А вот парней инициируют в разных стаях по-разному. В атрибутике по-разному, а по сути – это всегда вывод за грань. В моей стае – один из сильнейших волков избивает новичка до полусмерти, оскорбляя и всячески унижая его. Новичок знает, что проиграв, будет в полной власти победителя со всеми вытекающими, а потому рано или поздно начинает драться насмерть, перекидываясь. Или умирает. Слабаков я не терплю в принципе, не хочу расхолаживать стаю.

Так вот, когда инициировали ТиГрея, мне пришлось сменить трех старших. Пацан хорошо насобачился в уличных боях и вырубал, щенок, старших своими оточенными грязными ударами. В конце концов, хлебнув крови взбесившегося Огги, которому он сломал ногу, я сам вышел против него, уже измотанного и заведенного, и задавив силой, перекинул. Тони сильный человек и слабый волк, а тут еще и ты… твоя сила, вошедшая в самую его суть.