Светлана Крушина - Голос дороги

Другое дело — Илис. Обычно она предпочитала гулять на воздухе, а не сидеть с выздоравливающим, но Грэму было приятно снова видеть ее в веселом расположении духа. Да и вообще просто видеть ее. Когда она появлялась у Рады, вместе с ней в комнаты врывался свежий ветер, пахнущий весной. Она щебетала без умолку, пересказывая местные новости.

Что касается Роджера, то его выражение радости ограничилось фразой: "Как удачно, что ты все-таки не умер, Соло". Но никто и не ждал от него бурного проявления восторга. Довольно было видеть его просветлевшее лицо в ту минуту, когда, наконец, Грэм вышел во двор без чьей-либо помощи. В остальном же его поведение оставалось обычным: он подошел к Грэму и от души одобрительно хлопнул его по плечу, прекрасно зная, что тот все еще слаб; он только расхохотался, когда от такого проявления дружеских чувств Грэм пошатнулся и едва удержался на ногах. А потом бросил Грэму меч, который подобрал после сражения, вытащив из тела убитого разбойника. И добавил: "Нечего разбрасываться оружием, Соло. Хотя ты, конечно, молодчина".

А была уже весна, и хотя снег еще не стаял, солнце начинало понемногу припекать. Вскоре должна была начаться весенняя распутица. С каждым днем Грэм набирался сил и вскоре он стал в одиночку выбираться на прогулки, преимущественно не по селу, а по его окрестностям, чтобы не вызывать ненужного любопытства местных жителей. Раде не нравилось, что он ходит один, и она настаивала, чтобы его кто-нибудь сопровождал; с поразительным упорством она пыталась послать с ним Марьяну. У нее имелись какие-то свои соображения по поводу их отношений, растущей холодности Грэма к девушке она не видела. Грэм неизменно отвергал всякие предложения сопровождать его на прогулках, видя, что Марьяна ищет случая остаться с ним наедине и объясниться. Объяснений он не желал и потому избегал ее. Он знал, что обижает девушку, но угрызений совести не испытывал. Он готов уже был предложить ей остаться в Медее или в Наи в каком-нибудь из храмов Фекса. Такие мысли посещали его раньше, но теперь становились все отчетливее, а чувство вины, напротив, отступало.

Как-то Роджер набился к нему в компанию во время очередной прогулки и, как ни откручивался Грэм, завел речь о Марьяне. Его и без того ничтожное терпение истощилось, и он разразился в адрес бедной девушки такими злобными эпитетами, что Грэм, привыкший к его ярости, все-таки не удержался от удивленного взгляда. Роджер не стеснялся в выражениях и красочно описал, что случится, если Марьяна и дальше будет маячить у него перед глазами.

— Терпение у меня не железное, — заявил он со злостью, — и ты это прекрасно знаешь. Клянусь Рондрой, мне плевать, что Марьяна — женщина. Боюсь, однажды, когда она вякнет что-нибудь в своем духе, или посмотрит на тебя этим своим коровьим взглядом, я не сдержусь, и одной женщиной в этом мире станет меньше. Понимаешь, что я хочу сказать?..

— Понимаю. Только не понимаю, почему это тебя так волнует. Это мои проблемы, разве нет?..

— Нет. Это не только твои проблемы. Ты не один, как бы тебе того ни хотелось. Мы все связаны, и проблемы у нас общие. Разве не так?..

— Не понимаю. Почему все-таки тебя так волнует, что Марьяна добивается моего внимания?

— Меня волнует не то, что она делает, а то, как она это делает. Если она тебя любит, то выражает свои чувства как-то странно. Ведь это из-за нее тебя едва не убили! Да и вообще дело не в ее чувствах. В тот день любой из нас мог пострадать из-за этой дуры! Если попало именно тебе, так это исключительно из-за твоего проклятого благородства! Я, конечно, понимаю, что она девушка — слабое существо и нежный цветок, и все такое, но ведь от нее вообще нет никакой пользы, она тащится за нами, как гиря, сковывает нас. Она донимает тебя своими чувствами, ты срываешься, и под горячую руку попадем мы с Илис. Не знаю, как тебя, а лично меня такое положение не устраивает. Мне это надоело!

Грэм молча его выслушал. Роджер был совершенно прав, Марьяна и впрямь была мертвым грузом и выводила из себя по меньшей мере двух из четырех участников похода.

— И что ты предлагаешь?.. — спросил Грэм после продолжительного молчания.

— Есть два варианта, — с готовностью ответил Роджер. — Первый: мы прощаемся с твоей ненаглядной подружкой, и двигаем дальше втроем. Второй: разделяемся на пары. Мы с Илис идем… ну, неважно, куда. Где-нибудь да устроимся. А ты, если уж тебя так мучает совесть, оставайся с Марьяной, и чем вы будете заниматься и куда пойдете — уже ваше личное дело. Можешь хоть отвезти ее обратно в Самистр и вернуть в отчий дом, а потом догнать нас. Выбирай. И учти, что вместе с ней я никуда не пойду. Ну, разве что до ближайшего храма Фекса. Или я, или она.

Заявление это было несколько неожиданным. Грэм приготовлся к вспышке ярости, но не думал, что Роджер начнет ставить условия. Пристально взглянув ему в лицо, Грэм понял, что тот взбешен до крайности, еще немного, и сорвется.

— Это все?.. — спросил Грэм. — Все, что ты можешь сказать?..

— Да. А что, недостаточно?.. Я для себя все решил. Теперь решай ты.

Решать было нечего.

— Хорошо, — сказал Грэм. — В Танеле, — это почти на самой границе Медеи, — у меня есть друзья среди сумеречной братии. Я поговорю с ними о Марьяне. Думаю, они не откажутся ее принять.

Роджер явственно просветлел лицом.

— Другое дело! Избавимся от девахи, и тебе легче будет, и мне!

Грэм только вздохнул. Чувствовал он себя последним подлецом.

Но сказать легко, труднее сделать. Еще несколько дней Грэм избегал разговора с Марьяной, и злился, натыкаясь на требовательные взгляды Роджера. Когда он, наконец, собрался с духом для разговора и подошел к Марьяне, она не дала ему и рта раскрыть. Она очень волновалась и говорила быстро, не поднимая глаз; щеки у нее горели. Сначала она долго извинялась, потом, вдохнув поглубже, сообщила о своем желании расстаться с компанией. Говорила она очень решительно, и к Грэму в душу закралось подозрение, что Роджер уже успел ее припугнуть. Уж очень убитый вид был у Марьяны. Он нарочно спросил об этом, но она твердо ответила, что Роджер к ней вовсе не приближался. Грэм так и не понял, врет она или говорит правду.

Конечно, он не стал ее отговаривать, хотя по глазам ее было понятно, что она на это надеется. Он пообещал переговорить с хорошими людьми из братии, которые не откажутся принять ее к себе. Марьяна, окончательно поникнув, тихо поблагодарила и отошла. Грэм посмотрел ей вслед и ощутил непреодолимое желание зарезаться. Последнее время отвращение к себе появлялось все чаще и чаще, и ему снова начинало казаться, что он скоро потеряет к себе уважение. Семь лет назад он вовремя спохватился и сумел вытащить себя из этой трясины, но едва ли смог бы повторить этот подвиг еще раз.