Лилия Баимбетова - Единорог

— Нет, пробормотала я, поднимая голову от его плеча и вытирая слезы, — Я сме-юсь. Ты иди домой, Валер.

— Ага, щас. Я теперь от тебя вообще не отойду, дурочка. Я же не мешаю, лягу тихонечко в зале.

— Валер, мне подумать надо, понимаешь? А если ты здесь будешь, я думать во-обще не смогу, я просто сидеть буду и на тебя смотреть. Иди, ладно?

Рот у него дернулся в одну сторону. Улыбка вышла кривая.

— Да идти-то мне, знаешь, некуда. Ладно, я к Сашке пойду, посижу. Надумаешь, постучи в пол.

И ушел все с той же кривой улыбкой.

Я зачем-то переоделась, надела черные джинсы, черную водолазку, умылась хо-лодной водой. Надела черные разношенные туфли без каблуков, я в них иногда дома хожу. Включила «Vacuum». И легла на диван в зале.

Смешно, я ведь даже не знаю, как солиста у них зовут. И чья это группа, тоже не знаю, только слышала краем уха, что вроде бы из Скандинавии. А голос этот меня бук-вально завораживает. Я легла на диван, руки за голову закинула и стала слушать низ-кий, сильный, слегка задыхающийся голос.

И вовсе я не думала, не могу я под «Vacuum» думать. Серьезно. Не могу, и все. Я просто жду теперь, просто жду. Сейчас половина одиннадцатого, еще осталось пол-тора часа до конца этих суток. И я жду. Я многое люблю в этом мире, но отчего-то мне хочется, чтобы последним моим впечатлением от жизни был голос неведомого мне со-листа не слишком популярной группы. Некоторые вещи в жизни объяснить просто не-возможно. Меня от звука этого голоса бросает в дрожь, а с чего бы?

Даже любовь, наверное, можно объяснить, но такие вещи нет. И я хочу, чтобы последним в моей жизни было необъяснимое. Всю жизнь я бежала от него, всю жизнь, я старалась не выходить за рамки привычного примитива, и вот что вышло — необъяс-нимое настигает меня и хочет меня погубить. И вот голос безымянного человека бьет-ся в магнитофоне, а я лежу и слушаю. Я жду, когда за мной придут. Я знаю, что на этот раз придет настоящий Охотник, тот, кто ищет рог единорога, кому потребна философ-ская ртуть. Я жду — пусть он приходит.

Есть другие планеты, где ветры певучие тише,

Где небо бледнее, травы тоньше и выше,

Где прерывисто льются

Переменные светы,

Но своей переменой только ласкают,

смеются.

Есть иные планеты,

Где мы будем когда-то,

Где мы будем потом,

Не теперь, а когда потеряв —

Себя потеряв без возврата,

Мы будет любить истомленные стебли

седых шелестящих трав.

Без аромата,

Тонких, высоких, как звезды — печальных,

Любящих сонный покой мест погребальных,

Над нашей могилою спящих

И тихо, так тихо, так сумрачно-тихо

под луной шелестящих.

Александр Новоселов, 39 лет, бизнесмен.

Вы это дело на Валеру не вешайте. Я все видел, и это не Валерка сделал. Там был еще какой-то хмырь, ясно вам?

Валера в тот день спустился ко мне. Они с Лерой вроде повздорили. Но это не имеет никакого значения, дело было вовсе не в этом. Просто Лерка вроде захотела одна побыть, он и спустился ко мне.

Он меня расспрашивал о ее родителях. Да, я их знал, не очень хорошо, но знал. Помогал даже как-то раз Станиславу делать ремонт в квартире. Он нормальный был мужик, и разговаривать с ним было интересно. А Инну я почти не знал, здоровались только и все.

Мы с Валерой посидели, выпили маленько. Я рассказал ему, что знал, только знал я немного. Вообще, я рад, что они сошлись. Лера была наивной девчонкой, в жиз-ни ни черта не смыслила, но она была из тех редких людей, кто может принимать лю-дей такими, какие они есть. Не осуждая, не пытаясь переменить, просто принимая как данность.

Первая жена у Валерки была настоящей стервой. Женился он очень рано. Раз-велся, когда вернулся из Афгана. Он, в общем-то, в семье не нуждался, по натуре был одиночкой. Но с Лерой у них могло получиться. Она была хорошая, спокойная девочка, а Валерку явно зацепило. Он любил ее, ясно вам? — по-настоящему любил. Он бы и пальцем ее не тронул. Да он и не трогал ее, я видел все. Вам проще на Валерку пове-сить это дело, чем настоящего убийцу искать.

Как было на самом деле? Мы сидели, значит, с Валеркой, выпили немного, тут на улице женский крик. Не долгий, а так — вскрик, вроде как от испуга. Мы к окну, смотрим, на тротуаре стоит Лерка. Ее хорошо было видно, там как раз фонарь горел. Она почему-то была неодетая, ну, в смысле, без пальто, без шапки, в черных брюках и черном свитере. На ногах у нее были туфли, она в них дома иногда ходит, старенькие такие туфли, без каблуков. А напротив нее стоял какой-то мужик в длинном красном плаще. Выглядело это все будто в театре. И тут этот мужик вдруг кинулся на Лерку, она снова вскрикнула и отскочила в сторону. Тут мы с Валеркой побежали вниз, на улицу.

Валерка быстрее меня выскочил из подъезда, может быть, на несколько секунд. Я услышал, как что-то взорвалось. Когда я выбежал на улицу, Валерка лежал на снегу, весь в крови. Потом, уже в больнице, выяснили, что его буквально пропороло малень-кими такими штуками, вроде гвоздей без шляпок. Такими иногда начиняют бомбы, чтоб жертв было больше, но здесь что-то маленькое взорвалось. Вроде даже не граната, а будто какая-то хлопушка. Валерке бедро распороло и руку правую, по лицу тоже за-дело.

Леры на улице уже не было, не знаю даже, куда она делась. А напротив того мужика в красном стояла небольшая черная лошадка, изящная такая, как игрушечка. Она тряхнула гривой, и мне показалось, будто у нее есть рог, один, во лбу, черный та-кой, витой и тонкий. Ну, знаете, иногда этот свет от уличных фонарей так падает, что всякое можно увидеть. Не почудилась ли мне лошадка? Ну, знаете! Я не пьян был, ме-жду прочим.

Эта лошадка вдруг кинулась на того мужика в красном плаще. Что у них там происходило, я вообще не особо понял. Из Валерки кровь так и хлестала. У этого му-жика опять что-то взорвалось. Сосед с первого этажа еще вышел, я ему крикнул, чтоб он вызвал скорую. Сам Валеркой занялся. Куда Лера делась, я даже не представляю, но Валерка ее не убивал, понимаете?

Того хмыря, кроме меня, видел еще сосед с первого этажа, его Борисом вроде зовут.

Валерка не убивал ее, не убивал. У него и времени-то на это не было.

Последняя запись в дневнике Валерии Щукиной:

Я не ожидала этого, нет. Я не знаю, что мне теперь делать. Человек-демон Ас-модей смеется надо мной.

Он смеется, а я знаю, что никогда бы не смогла сделать то, что сделала, если бы там не оказался Валера. Будь я одна, я умерла бы покорно, ничего о себе не поняв. Но когда я увидела кровь — его кровь, кровь любимого мной человека! — тайная сущность моя, взяв верх над моим рассудком, вырвалась на волю. Теперь я даже понять не могу, какая я на самом деле — та ли, что была до сих пор, или та, что я есть теперь? Я пове-рить не могу, что это существо неукротимое и хрупкое, чья суть ночное пламя, что это существо — это и есть я.