Лилия Баимбетова - Перемирие

Я повернулась и торопливо зашагала прочь, часто моргая. Снег попадал мне в глаза и заставлял жмуриться. Я быстро шла, чувствуя, как растерянность Воронов сменяется побуждением действовать. Потом дарсай догнал меня — я слышала приближающиеся ко мне быстрые легкие шаги. Он схватил меня за плечи, сильно сжав, и развернул к себе. Я вырывалась, но он не отпускал меня. И вдруг я расслабилась, обмякла в его руках и разрыдалась, прижавшись лицом к его рубашке. А вокруг нас шел снег, за несколько минут его нападало столько, что он совсем скрыл под собой каменную поверхность. Все было в снегу вокруг — и земля, и небо, и воздух между ними. Снег оседал на наших волосах, на моем плаще, на его рубашке, и не таял. Ворон обнимал меня и тихонько укачивал в своих объятиях. Он молчал, но потом наклонился и тихо сказал, защекотав мне дыханием ухо:

— От судьбы не уйдешь, тцаль, и ты это знаешь. Не надо метаться и спорить с судьбой. Ты боишься ее, но ты не понимаешь, какова твоя судьба, хоть тебе и кажется, что ты знаешь. Все твои метания напрасны. Ты Lovino, ты сама сказала, что от этого не уйдешь. И дело не в том, где ты будешь жить и что делать. Не Граница делает тебя Lovino, но ты делаешь Границу Границей.

— Ты сказал, что ты знаешь…. Или не говорил?

— Что говорил?

— Что ты знаешь мою судьбу, — сказала я, не поднимая головы.

Дарсай усмехнулся.

— Да, я знаю. Но тебе, тцаль, не понравиться то, что я знаю.

— Ну-ка, — сказала я, вдруг разозлившись и вырываясь из его объятий. Я посмотрела на него: он был уже совсем седой от снега, — Ну-ка, и что же ты там знаешь?

Все вокруг скрылось за снежной завесой. Веклинг стоял не более чем в пяти метрах от нас, но и его совсем не было видно. Дарсай шагнул ко мне, схватил меня за подбородок и вздернул кверху. Слезы брызнули у меня из глаз от неожиданной боли. Наклонившись ко мне, он заглянул в мои глаза — близко-близко, так, что я ничего больше не видела, кроме его светящихся алых глаз, и быстро, отчетливо, тихо сказал:

— Твоя судьба — это я.

И тут же выпустил меня.

Я засмеялась, вытирая выступившие слезы. То, что он сказал, не показалось мне в тот момент серьезным, но, будь это даже правдой, такая правда не могла напугать меня или разозлить.

Шел снег. Он засыпал все вокруг. Снежная пелена окружала нас двоих; дарсай вытирал снег с лица, я молчала, зябко ежась под намокшим отяжелевшим плащом. Странно было даже думать, что прямо под нами и находиться Кукушкина крепость. Странно было думать, что я нашла ее, что через двадцать лет я нашла ее…

— Нужно спуститься на балкон, — послышался из-за снежной пелены голос веклинга, — Пожалуй, здесь можно просто спрыгнуть. Здесь не слишком высоко.

— Я не хочу туда идти, — повторила я почти по инерции, — Я, правда, не хочу…

Я смущенно взглянула на дарсая. Он с совершенно равнодушным выражением смотрел на меня. Его лицо, и без того худое, сильно исхудало за последние дни, и стало совсем уж страшным. Резче обозначились морщины. Я смотрела на него, и сердце мое болело — тихонечко, словно скулило в ночи. И Кукушкина крепость была здесь не при чем.

— Я не хочу связываться с этим, понимаешь? — не совсем понятно сказала я, — Я просто…

— E respero (это пройдет). Пойдем…. Идем, тцаль…

Он притянул меня к себе, и, обнявшись, мы пошли к веклингу.

Балкон с резными столбиками, поддерживающими перила, тянулся вдоль стены и заворачивал за угол. Веклинг постоял на краю обрыва, примериваясь, и словно соскользнул вниз, мягко приземлившись на полусогнутые ноги. Он поднял голову.

— Давай, тцаль, спрыгивай, — сказал он, — Я тебя поймаю.

— Ты, что, думаешь, я мимо балкона промахнусь?

— Здесь слишком высоко для тебя.

— Если ты меня на голову выше, то это не значит, что ты умнее, — буркнула я, приседая на корточки и поглядывая вниз, — Ладно уж, лови.

Он, усмехаясь, поднял ко мне руки. Честно говоря, я, и правда, побаивалась прыгать с такой высоты. Прыгнуть я так и не решилась. Крепко взявшись руками за край, я соскользнула вниз и повисла на руках. Я почувствовала, как руки веклинга легли на мои бедра. Зажмурившись, я разжала пальцы и свалилась в его объятия. Когда я открыла глаза, веклинг держал меня, обнимая под мышками, и сапоги мои еще сантиметров на двадцать не доставали до пола. Прямо передо мной было его похудевшее бледное лицо с веселыми алыми глазами. Он улыбался.

— Боишься высоты, тцаль?

— Поставь меня.

Он осторожно поставил меня на пол. За мной спрыгнул дарсай.

— Хорошо бы найти воду, — сказал дарсай, одергивая задравшуюся рубашку, — Ведь пили же они что-нибудь, твои предки, а, тцаль?

— Надеюсь, — пробормотала я.

Я поражалась, до чего они оба оживились. Всего час назад они едва ли не умирали, а сейчас они оба вдруг снова стали активны, словно не было этих дней изнурительного холода….

Я оглядывалась вокруг. Прямо перед нами тянулся ряд высоких окон, прорубленных в скале. Стена была не слишком ровная, никому, видно, в голову не пришло выровнять и отполировать ее. Шириной каждое окно было не больше двадцати сантиметров. Я прижала лицо к окну и заглянула внутрь. Там было темно и ничего не было видно.

— Что там? — спросил веклинг.

Я покачала головой. Мы двинулись по балкону. Далеко внизу был мощеный двор, страшно было даже посмотреть вниз, а перила были такие низкие. Вороны шли впереди меня, я едва поспевала за их широкими шагами. Я торопливо шла за ними и думала о том, что раньше здесь, на этом балконе, стояли часовые, и как же им холодно было стоять здесь зимой. И откуда, спрашивается, возникают такие дурацкие мысли? Откуда мне знать, где здесь стояли часовые, и зачем им стоять на балконе?

Вороны завернули за угол. Я бросилась бегом догонять их, мне не улыбалась мысль одной пребывать на этом узком балконе с низенькими перилами, где вовсю гулял ветер. Я, и правда, боюсь высоты. Я догнала их за углом, они стояли перед небольшой дверью, которой заканчивался балкон. Я ткнулась в их спины и остановилась.

— Что? — сказала я.

Веклинг усмехнулся.

— Она закрыта, — сказал он, — и она каменная.

— И что же? — сказала я, удивленная его последним высказыванием. Обняв веклинга за талию, я просунула голову между Воронами. Маленькая дверца была перед нами в узком выступе стены. Дверца и впрямь была каменная, и чувствовалось, что она массивная и тяжелая, а замочная скважина была такова, что ключ пришлось бы держать обеими руками. Мне, по крайней мере.

— Осторожно, — сказал веклинг со смехом, — Столкнешь нас. Ну, что будем делать, тцаль? — продолжал он, — Что ты думаешь?

Я протиснулась между Воронами и приблизилась к дверце — с чувством гнома, который после скитаний по домам, предназначенным для громадин-людей, вернулся в личный свой домик. Эта дверца была сделана точно под мой рост, только я и смогла бы пройти здесь, не нагнув головы. Не сегодня и не вчера вытесывали и полировали эту дверь, вся она была выщербленная, словно сделана была тысячу лет назад, да так, наверное, и было. Как же приходилось пригибаться часовым, если они и вправду стояли на этом балконе.