Лилия Баимбетова - Круг Осени

Я поднялся на ноги, стараясь всем своим видом показать, что я вовсе не подглядывал за ними: мне было очень неловко. Я чувствовал себя страшным идиотом оттого, что не спустился к ним сразу, а вместо этого повел себя, как лоботряс-школьник, подглядывающий в замочную скважи-ну за голыми женщинами. Но парню это, похоже, даже в голову не при-шло, он даже не подумал одернуть на ней тунику, просто сидел и смотрел на меня.

— Меня прислал божественный повелитель, — громко сказал я, — Годри нужна во дворце.

Он кивнул мне и нагнулся к самому ее лицу, тихо, шепотом сказал что-то. И только когда он нагнулся, я увидел, что у него нет обеих рук по локоть: культи нелепо оттопырились в стороны, когда он нагнулся к Год-ри.

Годри зашевелилась, зевнула и села. Ленивыми движениями она по-правила тунику, что-то быстро и тихо сказала своему приятелю. Я видел, как он усмехнулся в ответ и сказал что-то вроде: "он ждет", — и только то-гда Годри взглянула на меня.

— А, Гор… Привет… — она зевнула, потирая кулаком глаза, — Что там за пожар? Я Собиралась вернуться завтра, подождать нельзя было, что ли?

Я молчал, да ответа и не требовалось: Годри любила поворчать. Ее приятель был уже на ногах, а она все сидела на песке, зевая и сонно потя-гиваясь. Потом стала неспеша одевать и зашнуровывать сандалию.

— Ты не знаешь, зачем меня вызвали, Гор?

— Нет, — сказал я.

— Но там все в порядке?

Я пожал плечами.

— Ты ужасно выглядишь, Гор, — сказала она вдруг, — Очень торопил-ся?

— Угу.

Годри, наконец, встала.

— Ладно, — сказала она, — Поехали в замок. Поешь и отдохнешь немо-го. Идрай подождет.

Я ничего не сказал. Это для нее он был — Идрай, а для меня он был божество во плоти и правитель Империи. Годри, хоть и была его телохра-нителем, но тоже носила чародейское кольцо и была все-таки ровней бо-жественному Идраю, к тому же я знал, что они не очень-то ладят. И я смолчал.

Они поднялись на обрыв. Годри, нырнув куда-то в чащу, привела лошадей, а я тем временем разглядывал ее приятеля. Меня вообще порази-ло то, что я застал ее с мужчиной, тем более в таком двусмысленном по-ложении: если бы я не знал точно, что она должна оставаться девственни-цей, чтобы сохранить власть, которую давало ей кольцо, то я решил бы, что они любовники. И я рассматривал того, кто мог бы быть ее любовни-ком, и поражался тому, до какой степени они не подходили друг другу. Годри было двадцать три года, и она считалась самой красивой женщиной Империи, а он был — худой, костлявый, угловатый, с угрюмым маловыра-зительным лицом. Он был очень высок, гораздо выше крошки Годри, и очень коротко подстрижен — как профессиональный военный. И вообще он похож был на военного, именно на легионера, у нас в легионе все такие — худощавые и высокие, как на подбор. Я смотрел на него, а он смотрел на меня, и взгляд у него был спокойный и мрачный, что называется тяжелый, и мне было очень неуютно под этим взглядом.

Годри привела лошадей. Наступив на стремя, он в одно мгновение взлетел в седло, словно для этого совершенно не нуждался в помощи рук. Я заметил, что у его лошади поводья приторочены к седлу. Сверху он еще раз высокомерно глянул на меня и отвернулся к Годри:

— Так познакомь нас, — сказал он негромко и недовольно. Годри по-смотрела на меня.

— Это Гордон, заместитель Камала, — сказала она, поворачиваясь к нему, — Помнишь Камала?

— Он, что, еще служит? — тяжело усмехнулся парень, — Нигде еще не сложил свою буйную голову?

Годри тоже как-то неприятно улыбнулась. Что-то они знали о Кама-ле, чего не знал я, и это что-то не прибавляло их симпатии к моему непо-средственному начальнику. А карие глаза Годри весело блестели, словно она готовилась подшутить надо мной, и шутка ее, ей-богу, удалась.

— Это Орд Отце, Гор, — сказала она, — мой учитель.

И ударила пятками по бокам коня.

Я нагнал их уже на склоне холма. Просто я был слишком ошелом-лен. Орд Отце! Двадцать лет назад это имя гремело по всему северу, это же был непревзойденный боец, первый меч Империи. Да и сейчас это имя не было забыто, до сих пор рассказывали легенды о его мастерстве… надо же! До меня и впрямь доходили слухи, что это Отце ее учил, но я всегда считал их только слухами: кого же еще приписать в учителя божественной вои-тельнице, как не легенду легиона. "Так, значит, это правда, — думал я, пус-кая коня в галоп и нагоняя их, — Так вот откуда ее невероятное искусст-во…"

Верхом он ездил превосходно, что вообще-то не характерно для ле-гионеров. А ведь я думал (и многие так думали), что он уже умер: о нем давно уже ничего не было слышно. Правда, теперь я понял — почему. Как воин он все равно что умер.

Мы летели через пшеничные поля, немилосердно приминая созре-вающие хлеба. Сбоку темнел еловый лес — с ольховой порослью на опуш-ке. Какой-то мужик, вышедший из леса, крикнул нам что-то, но, узнав Годри, наследницу Хардна, поклонился. Я смотрел на спутника Годри: я все никак не мог поверить, что это и впрямь великий Отце. Он выглядел, как мой ровесник, а ведь Отце участвовал еще в солтийской войне. Надо же… Так вот чем он кончил. Безрукий калека. Ведь он, наверное, совсем беспомощен.

Огромный сизый замок на вершине холма стремительно приближал-ся к нам, уже видны были узкие, забранные решетками окна. Красные во-рота отворились при нашем приближении, и мы въехали на чисто выме-тенный двор.

В замке Годри велела накрыть стол. Бородатый слуга с кинжалом за поясом принес нагруженный снедью поднос, быстро расставил тарелки на краю огромного обеденного стола, занимающего половину пиршественной залы. В другое время мне было бы неуютно есть в этой мрачной комнате с высоким закопченным потолком, со стенами, увешанными фамильными портретами и оружием; казалось, здесь витал воплощенный дух харданов — мрачная воинственность было ему имя. Но в этот раз я был слишком голо-ден.

Я накинулся на еду и как-то упустил дальнейшее. Потом, когда я смог оторваться от тарелки, я увидел, что они сидят на низенькой скамье у окна и тихо говорят о чем-то. Окно было открыто, и какая-то злостная птица, не видная в листве, своими трелями заглушала их голоса: так я и не услышал, о чем они говорили, а мне было и впрямь интересно. Годри си-дела у него на коленях, обвив его шею руками, и темными сияющими гла-зами смотрела на него. Это Годри, которая носит кольцо Юпитера, кольцо непорочности! А у него лицо было хмурое и усталое, и только на губах блуждала улыбка.

Через час мы уехали. Я долго помнил то, как они прощались — на до-роге, за воротами замка, совершенно безмолвно. И то, какие были у него глаза. И у нее…

Мы уехали, и она ни разу не оглянулась, хотя Орд долго стоял на пыльной дороге, глядя нам вслед.

Через два дня я снова приехал в замок Хардн. Ехал я со смешанными чувствами и не надеялся на теплый прием, тем более что я не смог бы внятно объяснить причины моего визита. Я и сам не знал, что толкало ме-ня. Что это было? Интерес к знаменитости, к человеку, чье имя было сла-вой и честью легиона? Или любопытство, вызванное его нынешним бедст-венным положением? Я не знал этого, я знал только одно — мне нужно бы-ло повидать его, поговорить с ним, это было то страстное, непреодолимое желание, от которого невозможно отделаться иначе, как исполнив его. Черт! Сколько слышал я об этом человеке! И в дворцовой страже до сих пор служат ветераны, служившие вместе с ним. Я же рос на легендах о его мастерстве и сейчас, сам, тренируя новобранцев, рассказываю о нем…