Ольга Голотвина - Привычное проклятие

Громкое, отчетливое шипение плыло над головами притихших, припавших к земле самцов. Короткий Хвост рассказывала о том, что ей удалось узнать за время, прожитое среди людей.

И каждое слово несло гибель надеждам, с которыми отряд проходил сквозь Грань.

Самка-разведчица рассказывала немыслимые вещи. Она говорила о неисчислимых человечьих стаях. О воинских умениях, которыми обладает обычный боец-человек. О хитрых способах, которыми эти бойцы увеличивают свои силы. О сложнейших сплетениях общественных связей, которые опутывают людей и заставляют действовать сообща, даже если им этого не хочется. Эти отношения непостижимы для разума ящера. Но Короткий Хвост заверила воинов, что им придет конец, едва лишь об их вылазке узнает человечий вожак по имени Король, живущий далеко отсюда, но обладающий большой властью.

Когда Короткий Хвост замолчала, ящеры не сразу откликнулись — так они были потрясены. Наконец заговорил Большелапый — резко, враждебно, с отчетливым прищелкиванием челюстей:

— Предлагаешь нам уползти назад? Не поднимая головы и не оглядываясь?

Отряд негромко зароптал. Воины были согласны с главарем.

Самка отозвалась невозмутимо и твердо:

— Нет. Предлагаю взять Дивную Купель без боя. Коготь, ты принес то, о чем я просила?

Юркий темно-коричневый ящер молча поднялся навстречу самке. Та приняла у него несколько небольших предметов и передала Большелапому. Тот с недоумением оглядел принесенное и разочарованно протянул:

— Камешки…

— Камешки, — подтвердила Короткий Хвост. — Люди любят менять то, что им действительно нужно, на то, что ни к чему не пригодно, но является редкостью. Они охотно отдадут сильную лошадь, приученную носить всадника, за маленький кружок желтого металла. А за несколько таких камешков они позволят нашим самкам откладывать яйца на своих болотах.

— У них что — своих камней нет?! — изумленно залязгал кто-то клыками.

— Таких — почти нет. А люди высоко ценят то, чего мало. Считают, что это красиво.

— Что красивого в камнях? — раздраженно дернул раздвоенным языком Большелапый. — Хорошая самка — это красиво. Мы сегодня лося задрали — очень красивый был. Болото летом — красота, глядел бы да любовался. А уж дождь…

Отряд откликнулся восторженным гулом. Все были согласны с Большелапым: нет ничего красивее настоящего дождя. Такого, чтобы воздух смешался с водой! Каждый уже успел оценить это чудо природы, заставляющее три сердца от волнения биться вразнобой.

— Так что ты ошиблась, Короткий Хвост, — подвел итог главарь. — Шадхар, человек-союзник, тоже говорит, что нам придется воевать. Он лучше знает нравы своих собратьев.

Большелапый обернулся к отряду.

— Я принял решение. Завтра днем Шадхар встретится с человеческим вожаком. А сразу после этого мы приступим к завоеванию всерьез. И начнем с того, что…

— Нет!..

Виалеста забыла об осторожности. Девушка не понимала, за кого она так испугалась: за здешних крестьян, с которыми ящеры наверняка начнут свою войну, или за этих хвостатых дурней, которых в клочья разнесет первый же хорошо вооруженный отряд.

Девушка кинулась к вывороченному дубу. Подобрав подол, она перепрыгивала через лапы, хвосты, наступала, как на бревна, на крепкие чешуйчатые спины, совсем не думая о зубастых пастях, что разевались от удивления возле ее ног.

А уж как изумилась Короткий Хвост, когда в лунном свете перед ней с криком возникла Камышинка! Потрясенная самочка едва не сорвалась со ствола дуба и, чтобы удержаться, вцепилась в гребень Большелапого.

Виалеста заговорила страстно, горячо и бессвязно — о коварстве Шадхара, о том, что он собирался использовать маленький отряд в своих целях, о мошенничестве с талисманами, о королеве Фаури, которая не сможет родить без Лотоса-Целителя…

Даже если бы эта речь звучала на родном языке Виалесты и обращена была бы к людям, все равно она была бы сбивчивой и непонятной. А уж ящерам, которые внимательно вслушивались в неровное, прерывистое шипение, все это показалось дикой бессвязицей.

Но они поняли главное. И это главное их потрясло так, что они поднялись на задние лапы и взревели, бросая вызов и чужому лесу, и чужой луне, и всему этому чужому, нелепому миру.

Ящеров разгневало не то, что «человек-союзник» лгал им. Этого они как раз не поняли, потому что слова «ложь» не было в их языке.

И не то разъярило отряд, что Шадхар, оказывается, хотел стать главным среди людей. Значит, сильный самец, если рвется в вожаки.

Нет, бешеный рев из зубастых пастей исторгло известие о том, что по вине Шадхара какая-то самка навсегда останется бесплодной!

Слово «королева» не сказало ящерам ничего. Попытки Виалесты что-то объяснить про «главную самку страны» только всех запутали. Но никто и не хотел сейчас разбираться в подробностях. Главное — «человек-союзник» плел чары, из-за которых детеныши его врагов могли появиться на свет мертвыми! Ящеры, для которых материнство было понятием священным, не могли даже придумать более страшного злодеяния.

Когда рев стих, все взоры с надеждой устремились на Большелапого: решай, вожак!

А тот, хоть и выглядел незыблемее скалы, пребывал в смятении — пожалуй, впервые с тех пор, как у него прорезался гребень и пришлось расстаться с матерью.

Его высокая мечта — завоевание Дивной Купели — оказалась оскверненной. И зачем только он согласился принять помощь «человека-союзника»? Ведь все казалось таким простым: оскаленные клыки рвут вражескую плоть, уцелевшие противники в панике разбегаются, а весной счастливые самки вышагивают по плотному слою мха, пружинящему под их лапами. Лучше всего — под проливным дождем! Пусть видят, какой волшебный мир добыли для них самцы!

И что теперь делать? Начать все сначала, отвергнув помощь мерзкого человека? Или принять неправдоподобный план, который предложила Короткий Хвост?

Но главарь отряда не собирался никому показывать свою растерянность. Наоборот, поднялся во весь рост, вскинул когтистые лапы, распахнул пасть:

— Кто смеет рычать при мне?! А ну, тихо!.. Зачем мы сюда пришли? Завоевать здешние болота. И что нам за дело до людских свар? У людей свои самки, у нас — свои! А кто посмеет хоть клыками лязгнуть, того пополам перехвачу! Башка в одну сторону полетит, хвост — в другую!

В этот миг отряду полагалось бы дружно шмякнуться на животы и льстиво зашипеть: мол, веди нас на великие свершения, бесстрашный главарь!

Но отряд не шевельнулся. Ящеры не издали ни звука.

Они молчали, эти охотники, знавшие, что самки и детеныши даже самых неразумных тварей — недостойная добыча, которую можно убивать только в самую голодную пору.

Молчали воины, понимавшие, что даже в самых кровавых битвах за богатые охотничьи угодья ни в коем случае не должны страдать самки, молодняк и яйца.