Анатолий Гончар - Судьба. На острие меча

Я вздохнула. Ну, почему я тогда не ушла, не бежала, оставив свой путь к цели? Разве бы меня кто-нибудь осудил?

Только я сама.

— Тёрм, сейчас тебе уже известно, что за груз вы везли? — я пристально смотрела на сидевшего в неподвижности полковника, он поднял на меня взгляд и отрицательно качнул головой. Значит, он не знает, хорошо. Но сейчас и это не важно. — Мне пора, Тёрм.

Услышав эти слова, он порывисто поднялся и шагнул к разделяющей нас решетке. Каждый шаг ему давался с большим трудом, его лохмотья пропитывались выступившей из ран кровью, но он не проронил ни одного стона, только крепче сжал зубы и, сделав еще шаг, ухватился рукой за железные прутья.

— Спасибо, — он протянул мне флягу.

Я отрицательно качнула головой.

— Оставь себе.

Наши руки соприкоснулись, к моему горлу подкатил сухой ком горечи.

— Авель, мне жаль, если сможешь, прости…

"За что?" — вновь хотела спросить я, но не смогла. Только схватила его запястье своей рукой и застыла, не в силах сдвинуться с места. Но мне действительно было пора. Королева вряд ли станет ждать бывшую воительницу. Я не хотела уходить. Но знала, что если сейчас, вот в этот самый миг не уйду, то вообще не уйду никогда. Я чувствовала, как моя рука соскользнула с его руки. Ни слова о предстоящих пытках, ни слова о предстоящей казни…

— Я должна идти, Тёрм.

— Я знаю, — он смотрел на меня так… он прощался, он не верил, что мы снова увидимся. У него не осталось надежды. "Тёрм, но почему, почему так получилось? Почему?!" — я медленно попятилась в темноту, затем повернулась и пошла прочь, затем побежала… не разбирая дороги, ничего не видя глазами, полными слез. Факел остался там за спиной, но я даже не подумала возвращаться. "Тёрм, я спасу тебя, королева Эвиль дарует тебе жизнь, она… она строгая, но справедливая. Она любит меня, она поймёт и…" Я не знала, что будет дальше, я только надеялась…

Я бежала, не останавливаясь, до самого входа в тайную галерею, по пути бросив ключ оторопевшему охраннику и запинав ногами с десяток не успевших увернуться крыс. Я давилась слезами, не в силах избавиться от заполнявшей меня горечи.

— Меня не вызвали с докладом, — выдавив из себя вопрос-упрёк, я шагнула вперёд и, одновременно склоняя голову, припала на левое колено.

— Встань, встань, девочка моя, — голос королевы звучал подобно весеннему ручейку, но надо мной он уже не имел той силы, что раньше. Сквозь ласковый тембр в нем угадывались нотки страха. Королева боялась… меня?

— Ваше величество не вызвали меня с докладом, — вновь повторила я, давая понять, что мне странно подобное отношение.

— Милая, я не хотела тебя беспокоить, — она не поправила меня, не попросила называть её как прежде Эвиль, — к тому же генерал Ламс описал всё достаточно подробно…

— Да? — переспросила я с издёвкой в голосе, — а доложил ли он, что в нашей ставке завелся предатель?

— Что? Как?! — изумленно воскликнула королева. Надо отдать ей должное, играла она отменно. Я бы ей почти поверила, если бы не знала… Я вздохнула. Как всё же тяжело разрушать собственные иллюзии.

— Камерлинцам с самого начала было известно, что в их отряд попробует затесаться шпион. А вернее, шпионка, — я внимательно посмотрела на Эвиль. Она напряженно слушала. — Просьба взять с собой в Вышегорск была для них своеобразным паролем.

— Невероятно, — королева всплеснула руками, — я прикажу нынче же провести допросы с пристрастием.

— Ни к чему, Ваше величество, я знаю, кто он, — при этих словах лицо королевы побледнело, но губы, как и прежде, были недоуменно сжаты.

— Даже так? — хмыкнув, государыня дернула головой.

— Да, именно так и не иначе. Так мне назвать имя предателя? Или просто сказать, что я обо всём этом думаю?

Королева презрительно подняла бровь:

— Ну и что же ты думаешь? — на ее лице читалось напряженное любопытство, в любую минуту готовое смениться гневом, и, если не ошибаюсь, страх, затаённый страх слабого душой человека. Я хотела, но не смогла взглянуть на её ауру, после беседы с Тёрмом у меня не осталось на это сил. Королева смотрела на меня, но словно не видела, казалось, её взгляд проходил сквозь моё тело и упирался в каменные стены. Она была недовольна. Недовольна до бешенства, но не смела, именно не смела выплеснуть это недовольство наружу.

Я тяжело вздохнула, набирая полную грудь воздуха и готовясь сказать то, что ещё совсем недавно даже не могла бы себе вообразить.

— Не говори ничего, — жест, которым она меня остановила, был поистине королевским. Всё ж магия её величия даже сейчас оказывает своё влияние. Я застыла в неподвижности, искренне надеясь, что первые же слова Эвель каким-нибудь невероятным, непостижимым образом рассеют мои подозрения.

Меж тем Королева притворно, это было понятно, вздохнула. И, помолчав некоторое время, решительно тряхнула своими роскошными кудрями:

— Ладно, Авель, ты умная девочка. Я тебе расскажу, и ты, я думаю, поймешь… всё совсем не так, как думается.

Если она хотела оправдаться, то это было большой неожиданностью. Я уперлась в нее взглядом. Но она лишь только отмахнулась от меня, как отмахиваются от назойливой мухи:

— Ну, Авель, не смотри на меня так. Ты же сама знаешь, как устроен этот мир. Черное — белое. День — ночь. Тепло и холод. Но на самом деле всё не совсем так. И одно сменяет другое, лето перетекает в осень, тепло становиться холодом, холод теплом, между днём и ночью есть время, называемое сумерками. Добро, собственно, как и зло, не может быть абсолютным.

— К чему всё это, Ваше величество? — вопрос прозвучал едко, должно быть даже ядовито, чего от себя я совершенно не ожидала.

— К чему? Действительно, к чему? Может к тому, что поступки великих людей, — это она себя считает великой? — непонятны простым людишкам. Порой мы жертвуем десятками, чтобы спасти сотни и сотнями, чтобы спасти тысячи, мы…

— Всё это софистика, Эвиль, ты хотела, чтобы я что-то поняла, так объясни…

— Мне скучно, Авель, ты даже не представляешь как порой скучно сидеть на троне…

— Ты говоришь загадками.

— Что ты, нет никаких загадок, просто мы с Илактрионом решили поспорить, чьи спецслужбы лучше, и тебя никто не предавал, просто у тебя немного не получилось, — даже признаваясь в этом, она врала, я чувствовала… но какая-то доля правды в этом всё же была. В глазах помутнело. Неужели все, что я делала, зря? Неужели гибель ни в чём не повинного двойника была предрешена с самого начала? Что все это — всего лишь игра сильных мира сего?!

Меж тем королева продолжала убеждать меня в правдивости своей лжи.

— Но неужели ты думаешь, что я бросила бы тебя умирать в Ламкрюнцине? Генерал Ламс просто несколько ускорил события…

— А ты, наверное, хотела дождаться, когда мне вывернут руки и изуродуют тело калёным железом?