Янина Жураковская - Хранители времени

— Не знал, что ты умеешь, — я бухнулся на землю рядом с ней.

Дженайна закашлялась. На её шее проступали тёмные пятна синяков. Если приглядеться, можно было даже различить узор из кольчужных чешуек.

— Жить захочешь — на сосну вскочишь, — отдышавшись, сказала она. — Я эти знаки в твоей книжке о техниках чародейских нашла, но рисовал их, видно, пьяный орк левой ногой своего варга. Знак Жара Огонёк по-другому делал, и у него всё работало… Показывай руку. Надо резать… Я о рукаве вообще-то. Хирургическое вмешательство показано, только если рана грозит заражением крови или гангреной. Нашатырь есть. Чудно. — Хранительница без затей распотрошила мой подсумок.

"Глупцы разные бывают, — писал дедушка, — но тому, кто помереть способен от пустяшной, вовремя не промытой царапины, право, не стоит даже руки подавать. Посему, ерой, глупцом не будь: на подвиг идючи, озаботься, чтобы в котомке твоей не токмо нож да кольчугу сыскать можно было, но тряпицы чистые, йод и нашатырь. Великая вещь — нашатырь! Сколь часто сберегал он славу воинскому человеку!"

Сколько я ни перечитывал сии строки, не мог понять, зачем героям нашатырь — не обмороков же пастись? — но с собой склянку носил исправно и решил по случаю узнать суждение знатока. Знаток лихо заломил бровь и показал наглядно: полил рану йодом. Рука мгновенно отнялась от запястья до плеча, в глазах потемнело, горло судорожно сжалось. И тут же в нос шибануло такой вонью, что я затряс головой и испустил шипение, сделавшее бы честь любой змее. Сразу стало легче.

— Ясно? — убирая склянку и накладывая повязку, невозмутимо спросила эта… эта… — Садюга, зверюга, подлюка, мне уже говорили. Вы, мужики, боли как упырь осинки боитесь. — Дженайна поморщилась и потёрла виски. — Блин недорезанный, не голова, а будка трансформаторная. Что ж она так гудит? С перегрева или с переклина?

— С перепою, — прохрипел я. — Как у Тирона после аарта. И кровь носом пошла оттого, что много сил отдали…

— Очаровательно, — она аккуратно затянула узелок. — Вот и всё, стоило дёргаться? Раны поверхностные, жить будешь.

— Долго? — После такого лечения ни смерть, ни Моргана уже не пугали. Фею я даже расцеловать был готов (и геройски погибнуть от несварения желудка).

— Секунд десять. Ложись.

— Чего?

— На землю, дурак. Он же сперва шарик кинет, а потом разбираться будет.

— Не поня… А-А-А-А-А!! — Дженайна резко дернула меня в сторону и обещанный ком жидкого огня, голубовато-белый, похожий на маленькую шаровую молнию, с гуденьем рассёк воздух в вершке от моей щеки. Лицо обдало чудовищным жаром, волосы встали дыбом во всю длину, а шар врезался в высокую вишню, и она рассыпалась невесомой пылью.

— Яна, держись! Я иду! — прокричал срывающийся голос, и топот ног возвестил о прибытии чародея.

— Долго ты, — поприветствовала Дженайна запыхавшегося брата.

Саша:

Если Яна в самом деле ожидала, что я буду спокойно сидеть за закрытыми дверями, пока они с Идио бродят неизвестно где, дерутся непонятно с кем или, что вероятнее, их дерут, её постигло жестокое разочарование. Злости и обиды хватило до вопля баньши, а потом меня точно окунули в прорубь. Отрезвление наступило мгновенно, и, вспомнив всё, что в ярости выкрикивал (были там и "Чтоб вы!.." и "Чтоб вас!.."), я схватился за голову и рванул на поиски ребят. Темнота выла и стонала на разные голоса, но барабанные перепонки, привычные к городскому шуму и воплям сестры, пережившие не один рок-концерт, легко справлялись с перепадами звука. Даже хору гарпий далеко до Кипелова, нежно шепчущего в микрофон "Штиииль!!! Сходим с умааа!!!"

На полутёмной улочке меня едва не сшиб с ног рослый вонючий мужик с лохматой шевелюрой.

— Придурок, химеру тебе в зад! — рявкнул он. — Смотри, куда прёшь!

— Обурел в корягу, мужик? На кого батон крошишь? — огрызнулся я. — Скройся там, где журчит вода! Вы — слабое звено, прощайте!

И помчался дальше, игнорируя летящие в спину проклятья.

Луна сияла в небе как огромный пятисотваттовый прожектор, видел я, конечно, похуже ведьмачки и оборотня, но ни о какой непроглядной тьме речи не шло. А две тёмные фигуры, одну повыше, другую пониже, сидящие посреди залитой мертвенно-бледным светом улицы, не заметил бы только слепой. У той, что повыше, причёска имела знакомые очертания вороньего гнезда, а та, что пониже, дрожала, словно в лихорадке, издавая глухие хлюпающие звуки, и тянула, тянула к горлу первой трясущиеся лапы с огромными желтыми кривыми (фантазия слегка разыгралась) когтями!

— Держись, Ян, я иду! — несколько патетично, зато искренне прокричал я, и метнул в «упыря» фаербол. Не скромненькую жёлто-алую единичку, а роскошный плазменный сгусток, слепящий как маленькое солнце. Дерево режим имплозии оценило. Упырь тоже оценил, если бы не шарахнулся вовремя в сторону. — Сдохни, гнусный кровосос! Получи пульсаром в нос!

— Долго ты, — спокойно откликнулся чей-то очень красивый, мелодичный голос. — Кстати о птичках, мертвяк-то сбежал.

Пульс вдруг резко сбился на сто сорок ударов в минуту, глаза предприняли отчаянную попытку выпрыгнуть из орбит. Я чётко понял, что сейчас меня хватит Кондратий.

"Опять всё пропустил!"

— Не может быть! Ты же так хорошо его убила! — горестно вскричала низенькая фигура ("Идио", — автоматически отметил я), схватила валяющуюся на земле секиру и бросилась к забору. — М-мандрагорова кочерыжка, эртха аш ворт! Вот ыргиц!..

— Не при ребёнке, — у незнакомого голоса были знакомые Янины интонации. "Ну не томи, Кондратушка, вижу ведь, что приобнять хочешь!" — слёзно взмолился я. — Сань, ты что творишь? Ценю твой энтузиазм, но ты едва не дезинтегрировал Идио. Ты не тайный шпион Морганы?

— Это была имплозия, — я выпятил губу. Обида подействовала, как хорошая порция валидола, и сердце перестало скакать взбесившимся кроликом. — И что за наезды? Мне, может, упырь померещился! Подумаешь, ошибся немного, я же тебя, aldeorne, спасти пытался! Чтоб я ещё раз… когда-нибудь!.. Иди в баню, ведьмуся, если ты ещё не там!

— Не хами и не убит будешь, — невозмутимо отозвалась сестрёнка. Идио вернулся, злой, как ыргиц, и продемонстрировал ей лоскут грязной рубахи. — Чего и следовало ждать от наевшегося мертвяка. След взять сможешь? В перспективе у нас труп.

Идио немного покружил по улице и сказал, что сможет. Яна, кивнув, с видимым трудом встала, а до меня с некоторым опозданием дошло, что я сброшен с самолёта жизни, посему кина не будет, и поэтические чтения отменены.

— Э нет, дорогие тафаришши! — возмутился я, подставляя сестрёнке плечо. — Прежде чем на позиции выдвигаться, надо один вопросик перетереть! Что я пропустил?

— Всё, — просто сказала Яна.

— А именно?

— Долго рассказывать.