Елена Товбаз - Студент поневоле

— Оу, это же наш преподаватель изящного письма, — горячо зашептал Верений. Он незаметно подобрался ко мне и теперь тоже смотрел, что делается в пергаментном зале.

— Хромой?

— Не-а… Маленький. Почерк тоже…

— Тсс…

— Кто здесь? — встрепенулся одноглазый. Голос у него оказался низкий с хрипотцой. Мы испуганно заткнулись и вжались в стену за портьерой.

— Да кто тут может быть, — залепетал тот, что в мантии. — Студенты будут блуждать по лабиринту до рассвета, а сейчас глухая ночь.

Знал бы он, кто здесь заблуждается.

— … Ну, что ты медлишь? Бери Пергамент и пошли…

Я снова подглядел.

Одноглазый нерешительно потоптался у пюпитра, и его взгляд упал на валяющееся тело.

— А это кто?!

— Э…э… неудачник.

— Сам вижу. А какого лиха он тут лежит?

Фигура в лохмотьях надвинулась на человечка в мантии.

— Ты зачем меня привёл? Смерти моей хочешь?!

Он стоял рядом с нашей портьерой, и на меня внезапно пахнуло сыростью и прелыми листьями, как будто этот человек долго пролежал в осеннем лесу под деревьями на влажной земле… Человечек в мантии извивался.

— Ну что, что ты! Я не думал, я не заметил…

— Тихо! — одноглазый вслушался в тишину коридора. — Кто-то идёт.

И действительно, вскоре и до меня донеслось едва слышное шарканье. По коридору кто-то шёл, не утруждая себя подниманием ног.

Человечек метнулся к ближайшей двери, но хромой живо поймал его за капюшон мантии и, оглядевшись, нырнул вместе с ним под другую портьеру. Я было задохнувшись от страха, с трудом перевёл дух: «Уф», а Верений еле дышал позади меня.

Вскоре в зал прошаркал странный субъект в халате, в маске и в огромных тапочках, а из кармана халата торчал свёрнутый в трубочку пергамент. Ещё один претендент? Так и есть.

Субъект засеменил к пюпитру, словно не замечая пострадавшего, и развернул свой пергамент. Пробежал глазами, удовлетворённо кивнул, сунул его обратно и протянул руку… Его тут же затрясло, будто от электрического тока, волосы встали дыбом, задымились, и он кулём свалился на пол. Некоторое время подёргался, издавая булькающие звуки, а потом всё стихло, и он застыл, испустив дух.

— И этот, — жалобно прошептал Верений.

— Тсс…

Соседняя портьера колыхнулась и, стуки-стук, — оттуда выбрались одноглазый и его маленький спутник. Хромой пренебрежительно ткнул второе тело палкой.

— Ну, Килекрий, я жду объяснений.

— Охранный свиток, — вздохнул Килекрий.

— Это что ещё за штука?

Ну-ка, ну-ка. Мы навострили ушки.

— Кто-то расписал, что произойдёт с тем, кто притронется к волшебному пергаменту.

— Где это расписал?

— На заколдованном пергаменте и поместил его здесь.

— То есть, он где-то на полках? — грозно вопросил хромой, так, что Килекрий даже присел и начал заикаться:

— Д-да, ввввв-ва…

— Обойдёмся без церемоний! Вот что, Килек, дружок. Ищи-ка этот свиток! Мы его уничтожим и дело с концом.

— Н-не м-могу…

— Это почему же? — одноглазый нахмурился.

— Здесь их вон сколько, — преподаватель изящного письма обвёл рукой полки. — Сотни тысяч. Какой из них и не угадаешь…

— А гадать и не будем. Уничтожим все!

— Что ты, что ты! — запричитал Килекрий. — Нельзя. Это очень важные свитки. На них начертаны судьбы государств, народа, эпохальные события и вехи Страны Двенадцати… хозяйственные и законодательные проекты. Я…

— И что?

— Вы не понимаете! Может случиться страшное, — стенал Килекрий. — Хаос, беззаконие, разрушения…

— Со мной уже случилось. Мне всё равно.

— А Ваши дети! Подумайте о детях…

— Дети? Дети… Значит, найди способ обойти эту «охрану».

— Есть способ. Есть! Ваше зеркало. Превратите Пергамент во что-нибудь другое, и написанное перестанет действовать.

— Уверен?

— Да, да!

— Ну нет! — вдруг взревел хромой и уронив палку сгрёб Килекрия за грудки. — Брешешь, мерзавец!

— Ч-чт-то в-вы, в-ва…

— Заткнись! Одноглазый отпустил «написателя» и подобрал палку.

— Я п-правду говорю, — попытался оправдаться Килекрий.

— Говоришь-то, говоришь… Болтаешь, правдолюбец! А сам смерти моей хочешь. Прекрасно ведь понимаешь, что превращение — не вариант.

Мне показалось, что голос хромого изменился, и речи его стали иными. И ещё… Они говорили о зеркале хромого. Следовательно, он — «превращатель»?

— Скажи-ка мне, правдолюбец, кто может знать, где находится охранный свиток? — допрашивал одноглазый постукивая по полу тупым носком дырявого сапога. — Ведь кто-то это написал и сюда положил…

— Только Великому магистру сие ведомо.

— Велмагу, говоришь? — презрительно бросил хромой.

— Д-да…

— Пошли! — и одноглазый решительно похромал в коридор.

— Ты что задумал? Это опасно! Тебя схватят! Подожди до рассвета. Магистр сам уничтожит охранный пергамент, чтобы посвятить студентов. Он-то может к нему прикоснуться. Наверняка предусмотрел.

Хромой задумчиво остановился и прищурившись посмотрел на Килекрия.

— Та-ак…

— Не надо на меня так смотреть. Давайте подождём.

— Нет уж! Я не могу ждать. Пошли.

— Куда? Зачем?

— Искать Велмага…

— Зачем?

— Я же могу в него превратиться, болван.

Хромой как-то слишком стремительно для хромого устремился в коридор, а Килекрий засеменил за ним.

— Не надо, не надо, не на…

— Надо!

— Не надо… стойте… не…

Вскоре стук, шаги и голоса стихли в отдалении, и мы немедленно вывалились из-за портьеры.

— Как ты думаешь, скоро они найдут магистра? — поинтересовался я, с опаской приближаясь к пюпитру, и стараясь держаться подальше от трупов.

— Вряд ли, — ответил Верений. — Магистр затаился где-нибудь в секретной комнате, до рассвета.

— А ты откуда знаешь?

— Рассказывали, — уклончиво ответил Верений. — Интересно, а этот хромой-одноглазый, кто он? Я пожал плечами:

— Какая разница. Главное взять пергамент раньше него.

Верений нахмурился, а потом с невероятной отвагой подступил к телу второго несчастного, ловко извлёк из его кармана свиток и развернул. Почитал с минуту и сообщил:

— Теперь ясно, как он пытался снять охрану. С помощью контрписьма. Но ничего у него не получилось. Значит и мне не удастся. Он не знал многих условий и переменных; действовал самоуверенно и наобум. Я тоже не знаю, и рисковать не хочу.

— Какой, оказывается, популярный Пергамент. Все хотят его заполучить, — сокрушённо проговорил я, а Верений поморщился и выбросил свиток.

— Так что теперь делать?

Внезапно меня осенило.

— А может сам Пергамент нам скажет?

— Как это?

— Зеркало?

— А?

— А если спросить у Пергамента?

— Ничего не выйдет. Из всех волшебных предметов лишь я сохраняю ясность мысли и владею речью, — в его тоне мне почудилась какая-то мрачная гордость. — Я выяснил это после пяти лет молчания.