Нил Аду - Старгородские Тайны

Я никак не мог поспеть за его рассказом. Уж слишком он оказался неожиданным, даже невозможным. Но, кажется, начал что-то понимать.

– Значит, от самогонщиков ему прямой убыток?

– Эге, да ты ще ни зовсим потеряна людина! – это Тарас меня так похвалил. – Давай, смекай дальше.

Теперь, когда главное стало ясным, мысли укладывались в цепочку гладко и беспрепятственно, как матрёшки одна в другую.

Самогонщики Тырину сильно досаждают, и он на многое готов, чтобы от них избавится. Но ни в лицо, ни по именам боярин их не знает. Слободские не любят без крайней нужды своих выдавать. Одно дело – у соседа стог сена увести, или межу в поле передвинуть. И совсем другое – его на боярскую расправу обрекать. А облаву устраивать – дело безнадёжное. Успеют самогонщики свои устройства попрятать. Ничего не добьёшься, только народ озлобишь. А за это князь-батюшка по головке не погладит.

Значит, действовать нужно умнее. Чем самогонщик от иных слободчан отличается? А тем, что у него гривны лишние в кошеле звенят. Через это излишество их ловить и надобно.

Тут ему кто-то из мастеров-чародеев помог. Может, даже и не намеренно. Человек для общего блага старался. Хорошую вещь придумал – уловитель. Чтобы видения, Алатырь-Камнем испускаемые, в зеркале не рябили, не подпрыгивали, а токмо глаз радовали. Какой толстосум тайный, пусть хоть самый осторожный, от такой приятной обновы откажется?

Дальше просто. Тот же чародей, или другой, (да хоть бы и из Академии), накладывает на рогатину наговор хитрый, простой воде в живую превращаться не дозволяющий. И уж затем надёжные, проверенные купцы продают уловитель всем желающим. А цену назначают такую, чтобы одним самогонщикам или самим купцам по карману была. Это чтобы лишней работы делать. А то будут рогатины без всякой для Тырина пользы по всему городу висеть.

Почему бы, спросите, само зеркало не заговорить? Проще простого! Зеркало в доме висит, всегда на виду. Заметят люди подвох. А на крышу кто смотреть станет? Один раз слазил, прикрепил рогатину, а дальше – лежи себе на печи, в зеркало смотри и радуйся.

Только радость эта недолгой выйдет. Перестанут вскоре чаны самогонные воду живую выдавать. Через месяц не останется в городе дешёвой водицы. Волей-неволей, а пойдут люди на поклон к купцам Тыринским. И потекут денежки рекой в сундуки его кованные. Хитёр боярин, ловко всё придумал!

И вот тут, откуда ни возьмись, появляемся мы с Севкой. И всю его хитрость с лёгкостью раскрываем. Дед Радим не удержится, кому-нибудь из друзей-самогонщиков тайну разболтает. И пойдёт слух гулять по городу. Перестанут люди рогатины покупать.

Боярин забеспокоится, начнёт выяснять, кто его замысел коварный сорвал. Имён ему, конечно, не назовут, но кое-что наверняка скажут: "Да отроки какие-то, чародейные вещи починяющие".

Всё! На том песня и кончилась. Отыскать нас в городе – половины дня хватит.

Тарас поглядел на меня и невесело осклабился:

– Толковый ты малый, Емеля! По глазам вижу – сообразил, чем дело кончится. Тюринские хлопцы тебя вмиг в оборот возьмут. А я, как нарочно кто подгадал, должен из города на неделю уехать. Потому и не берусь тебе помочь.

– Как, уехать? Зачем? – всполошилась бабка Милонега.

– Полнолуние скоро, – коротко и как-то нехотя ответил Будилихо. – Али запамятовала?

Хозяйка моя ойкнула, потом понимающе кивнула и больше вопросов не задавала.

Свои охи-вздохи она мне уже после ухода гостя объяснила.

– Тарас-то твой знаешь кто? – строго и даже торжественно сказала она. – Оборотень. Да не тот, кто своею волею, чарами, да зельями в зверя обращается. А самый что ни на есть природный. Два раза в год – на Карачун и на Купалу – становится он в полнолуние медведем лесным. Не только обликом меняется, но и разум человеческий теряет. Потому и надо ему на это время вдали от города очутиться. Три дня и три ночи будет он диким зверем по лесу рыскать. И лучше ему тогда на глаза не попадаться. Тарас – он и так-то здоровёхонек, а уж в медвежьем обличии я его силу и представить себе страшусь.

Оно даже и к лучшему, что бабка сразу мне ничего не сказала. Я бы тогда и думать ни о чём другом не смог. А так всё же пытался найти какой-нибудь выход:

– Тарас Твердилыч! Коли самому недосуг, так, может, найдёшь нам другого защитника из своих знакомцев. Да хоть Нечая того же.

Будилихо лишь на секунду задумался и вновь отказался:

– Не получится. Люди у меня, ясное дело, найдутся. Только они к другим трудам приспособлены. Их работа – торговцев своими телесами запугивать и, когда понадобится, кулаками помахать. В крайнем случае – с такими же ребятами с другой слободы учтиво о делах побеседовать. Да и то я обычно сам на те беседы хожу, чтобы хлопцы без меня не начудили чего.

А ваше дело не простое. Тут больше думать, чем говорить надобно. А этого как раз мои соколы и не умеют. Не смогут они вас защитить. Это – во-первых.

А во-вторых, и сами погибнуть могут. У Тырина своя дружина имеется, не хуже княжеской. И дружинники в ней все, как один, из упырей. Себя в бою не жалеют, но и других не милуют. С такими не договоришься.

Упырей в Лукоморье боялись больше взгляда василиска, эльфийских стрел и гномьих клинков вместе взятых. Справиться один на один даже с безоружным упырём, особенно – ночью тёмной, не всякому дружиннику по силам.

Обитало племя сие беззаконное у южных пределов княжества Лукоморского. И немало несчастий тамошнему населению приносило. Трудом, каким бы ни было, упыри брезговали. Из домашней скотины признавали лишь лошадей, верхом на которых в набеги свои разбойные и отправлялись. А если ставила их судьба перед выбором – захватить добычу богатую или испить кровушки человеческой – они неизменно последнее выбирали. Каждый новый князь Лукоморский правление своё с похода на упырей начинал. Но тех, казалось, только больше становилось.

Пробовали некоторые упыри торговлей заниматься, но безуспешно. Никто с ними дел иметь не желал, ибо те лишь обещания своим соплеменникам за нерушимые считали. Впрочем, с соблюдением договоров и в Лукоморье последние годы не всё благополучно.

Зато, если ты с умыслом или ненароком спас жизнь одному из упырей, весь его род твоим должником становится и за тебя в огонь и воду пойдёт. Не иначе, боярин Тырин так свою дружину и собрал.

– Да что ты, родимый! – не поверила бабка. – Откуда ж у нас в Старгороде упыри? Их князь-батюшка сюда ни в жисть не допустит.

– Ой ли, матушка? У него ведь на лбу не написано, что он упырь. С виду – обычный гоблин, каких и у нас на торжище немало. Сидит себе, безделицу какую-нибудь продаёт. А по ночам по воле боярской честной народ губит.

– Тогда, выходит, он сам хуже упыря, боярин твой!