Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

– Что ж вы у меня плавности форм учились, когда она и у вас есть?! Над головой – хоть и мёртвое небо, а всё ж… А эти камни – поглядите на их гладкость!.. У них учитесь!

Алёша спрыгнул на каменную поверхность моря, выдернул из неё несколько камешков – показал стоящим на брегу. А там вновь все попадали на колени, и слышались восторженные, дрожащие от благоговения голоса:

– Он ходит по воде! Взгляните только – он ходит по воде! Чудо! Чудо! Взгляните на него!..

– Ох, да нет тут никакого чуда… – отмахнулся Алёша. – Каждый из вас может ходить точно также. Ведь, насколько я понимаю – ваши тела ненамного тяжелее моего.

– Только Боги могут ходить по этой поверхности…

– Предрассудки! А ну, пусть один из вас прыгнет! Не бойтесь – я не дам утонуть.

Нашёлся некий смельчак – прыгнул. При его падение разлетелись каменные брызги, и несколько из них ударили Алёшу в лицо – в глазах мрак, искры – он едва не лишился сознания, а тут нахлынули безразличные к чужой смерти голоса:

– Он утонул! Этого и следовало ожидать!..

Алёша быстро стёр кровь, огляделся – действительно, того неведомого уже не было – он погрузился под каменную поверхность, которая ещё слабо колыхалась от его падения. Алёша горестно вскрикнул, пал на колени, усиленно принялся разгребать камни – в кровь ободрал пальцы, совсем истомился, но смог раскопать лишь совсем небольшую ямку, которая, тут же затянулась, а с набережной по прежнему восторженно вопили:

– Только Бог может ходить по водам! Бог пришёл, Бог озарил нас, и он уже уходит! Прощайтесь поскорее с Богом!..

Алёша не слушал их – шипел на Чунга:

– Ну, и что же ты не помог ему?!.. Тоже мне – дух всемогущий!..

Чунг спокойно золотился над его головой – никак не реагировал на эти восклицания. Впрочем, Алёша вскоре и сам успокоился, и даже и позабыл о том безвестном, ушедшем на дно. Он кричал, всё увеличивающейся толпе знати:

– Ну что – не можете, стало быть, покинуть своё существование?! Страшно?! Слишком привязались к этим уродливым каменным формам, да?!.. Ну и оставайтесь!.. Молитесь теперь на меня! А вам то всего лишь и надо было – поверить, что – это не вода, а камни. А–ну вас!

Алёша махнул рукой, повернулся, и, как можно спешно в тяжёлом своём состоянии, зашагал прочь. Но вот окликнул его один выделяющийся среди иных отчаянностью голос:

– А как же я?! Возьмите меня! Помните – ведь это я вывел вас из лабиринта!

Тут и Чунг подал голос:

– Советую тебе идти или, если угодно – плыть, вместе с «кораблём». Вспомни – сейчас совершенно безветренная по их меркам погода, а впереди – шторм. Корабль – хоть какое–то убежище; один на этих просторах – ты попросту будешь разодран на части.

Алёша резко развернулся – и выкрикнул, борясь с беспричинными, леденящими приступами леденящей злобы:

– Хорошо – поплыву на судне! И ты… если тебе так угодно быть со мною – беру тебя с собою…

Итак, он вернулся к пристани, и, цепляясь за многочисленные режущие руки выступы, взобрался на уготовленное ему судно – это судно имело светло–серый цвет, и отдавало волнами холода, так что нетрудно было догадаться, что оно связано с северным берегом. Коробка эта имела в поверхности своей прорези, из которых высовывались и неотрывно глядели на него лица, настолько иссечённые ветром, что в них уже не осталось никаких человеческих черт – они напоминали бесформенные каменные глыбы. Из недр «корабля» несло невыносимым смрадом, а потому Алёша отверг предложение забраться в одну из этих прорезей, а взобрался на самую крышу, где не без труда нашёл свободное от шипов место, и уселся в него – тут новые восторженные выкрики с пристани:

– Чудо! Все видите новое Божественное чудо?! Он сидит на парусе!..

Алёша не нашёлся, что тут ответить, и только склонил голову, ожидая, когда же начнётся «плавание». Наконец крики с берега достигли такого предела, что он вынужден был зажать уши – тут же шипастая эта коробка резко дёрнулась, и Алёша едва не напоролся на один шипов – потому ухватился в эти наросты обеими руками, и дальше сидел так, пытаясь сохранить равновесие при довольно сильной качке. «Корабль» вначале двигался едва ли быстрее идущего человека, но постепенно скорость нарастала, и вот уже несётся он как хороший скаковой конь. Встречный ледяной ветер хлестал нещадно, тоже усиливался, звенел в ушах, и различались уже в его звоне зловещие заклятья; какие–то тёмные – толи вихри, толи духи носились над каменной поверхностью, а сама поверхность уже не была гладкой, но дыбилась, и издавала оглушительный грохот. Неожиданно часть шипастой поверхности откинулась в сторону, и из люка этого выглянул прежний Алёшин проводник – он истово принялся его благодарить, а сам неотрывно глядел – как это он сидит на «парусе».

– Ну дальше то что?! – согнувшись от ветра, кричал Алёша.

– А?!

– Что дальше то делать?

– Теперь величайшее счастье – то, о чём я прежде и думать не смел. – радостно зачастил провожатый. – Теперь буду плавать от берега к берегу!..

– Ну так я и думал – на большее ты не способен. Ко Вратам только я и Чунг пойдём…

– Да, да – конечно. Разве же осмелюсь я при жизни…

– Ну всё довольно! – раздражённо выкрикнул Алёша. – Убирайся ты… – он заскрежетал зубами. Перепуганный проводник уже собирался захлопнуть крышку обратно, но Алёша остановил его. – Подожди – здесь становится совсем невыносимо. Пожалуй, придётся спуститься в ваш смрад…

И действительно – тёмный, несущийся на него воздух полнился небольшими, стремительными камешками, которые уже успели высечь несколько царапин на Алёшином и так покрытым синяками лице; он приподнялся и, с трудом удерживаясь за наросты, шагнул вниз во мрак и смрад. На него нахлынули перекошенные стёртые лица, потянулись к Божеству руки, но Алёша брезгливо отмахнулся и выкрикнул:

– Не прикасайтесь ко мне! Не приближайтесь! Отойдите!.. Идите все прочь! И приказываю вам – про–очь!!!

Испугавшись гнева Бога, все эти угловатые, перекошенные создания разбежались, расползлись в кривые коридорчики, закутки – возбуждённые их голоса были поглощены всё нарастающим снаружи грохотом. «Корабль» трясло; Алёше пришлось ухватиться за какой–то выступ, чтобы не упасть.

От стен исходил нестерпимый холод, насквозь продирал и без того уже окоченевшее тело – боль выкручивала наизнанку – Алёша чувствовал, что в каждое мгновенье может утерять связь с тем миром, где была Оля. Обмороженное сердце не хотело гнать отравленную кровь, замирало, и за каждый новый рывок приходилось бороться, напрягать волю. Вот с трудом, едва выговаривая слова, произнёс:

– Чунг, хоть бы ты помог – согрел своим светом…

– Я стараюсь, Алёша – сейчас я все силы отдаю этому, иначе тебе было бы много хуже… Тебя бы вообще уже не было…