Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

Йорг медленно опустил кулак, и выдохнул из широченный своей груди целый поток раскалённого гневом воздуха, потом, глядя куда–то поверх Карпа проговорил:

– Посмотри на эту девушку и запомни – только благодаря ей, ты, подленькая душонка, остался сегодня жив. Да, да – посмотри повнимательнее, запомни её. Я уверен – она самое прекрасное, что ты видел…

– Да, да – я очень рад… – вытирая дрожащей рукой со лба пот, пробормотал Карп.

– Филиппа мы забираем с собой.

– Забирайте, забирайте – очень мне нужен этот негод… несчастный мальчик.

– За простой нашей команды ты не получишь ни гроша.

– А?.. То есть как – это ж…

– Иначе к судье!..

– Да, да… О–ох, разорение! О–ох, беда! – с этими восклицаниями Карп выскользнул в коридор.

– Ну вот… – с некоторой усталостью вздохнул Йорг. – Теперь, трусливая душонка, забьётся в какую–нибудь трещину – как таракан, истинно! – и будет там сидеть, дрожать – выждать, когда же мы уплывём… Ладно – перед отплытием «Чёрного Ястреба», у меня ещё много дел, а уж скоро светает…

Йорг уж повернулся, собирался выйти, но вот остановился, положил руку на плечо Ярослава, пророкотал одобрительно:

– А ты показал себя молодцом – заступился за товарища, не испугался боли. Из тебя хороший моряк вышел бы…

– Капитан! – не дослушав его, в сильном волнении воскликнул Ярослав, побледнел, пробормотал. – Вы должны понять – я сейчас так волнуюсь. Сейчас – такой важный момент… А вдруг вы… – он опустил голову, но вот собрался, и уже чётким голосом, глядя прямо в глаза Йорга отчеканил. – Плавать по морю – моя главнейшая, единственная мечта. Ради Моря любимого, оставил я родительский дом… Впрочем – здесь всё лучше изложено…

И Ярослав протянул Йоргу футляр, в котором лежала бумага, прочитанная Дубравом и Вами, ещё в Дубграде. Капитан раскрыл футляр, повертел в руках бумагу, и проговорил в некотором смущении:

– Дело в том что я…

– Давайте я прочитаю. – Дубрав принял из его рук лист и очень выразительным, передающим чувства Ярослава голосом, зачитал те кривые буковки.

– Вот морской дьявол! – воскликнул Йорг, и дружески хлопнул Ярослава по плечу – однако ж не рассчитал сил, и мальчик, не поддержи его Оля, повалился бы на пол. – Дьявол! Дьявол! – восторженно ревел Йорг. – Это ж вылитый я в пятнадцать лет. Беру тебя в команду… И первое твой плавание будет тяжелейшим… – лицо капитана несколько омрачилось. – По видимому, придётся померяться силами со Снежной колдуньей. Ну ничего – ты я, вижу рад?!..

– Рад?! Рад ли я?! Да я… я весь горю!.. А можно я сейчас пойду с вами?! Разве ж я смогу теперь оставаться на месте?!.. Лететь!.. Эх, почему у меня нет крыльев?!..

Ярослав весь сиял, по щекам катились слёзы счастья, вот он порывисто бросился обнимать Филиппа, а тот отшатнулся, и тихо прошептал:

– А как же я?.. Куда я пойду? Что мне делать? Чем жить?.. Я ведь никого–никого здесь не знаю. Но… я всегда мечтал о море! Ах, как бы я хотел взойти на палубу и стать матросом… – и тут неожиданно он пал на колени, и слёзно взмолился. – Пожалуйста, пожалуйста возьмите меня с собою…

– Ну вот – час от часу нелегче! – вздохнул Йорг. – …Ты с коленей то подымись – возьму я тебя юнгой, возьму. Будете два друга – так легче освоитесь. Всё – теперь пойду – итак уже непростительно много времени потерял.

Когда тяжёлые шаги Йорга смолкли в отдалении, Ярослав обратился к Филиппу:

– Эх, что же ты! Нет, право – не понимаю, как ты мог столько выдерживать?! Рядом, может в десяти минутах ходьбы – море, которое ты любишь, а ты годами прозябаешь в этой вонючей дыре, терпишь побои этого сумасброда!.. Я бы в первый же день бежал!.. Нет – ты, право, расскажи, как ты вытерпел?..

– Сам не знаю… Он запугивал меня… Говорил, что, если сбегу – меня очень быстро поймают, вернут к нему, и тогда уж он – всю шкуру спустит!..

– Эх ты – поверил ему! – жалостливо воскликнул Ярослав. – Да где ж такие законы, чтобы вольного человека к мучителю возвращать? У нас же нет рабов!

– Откуда ж я знал…

– Да дело даже и не в том, что ты не знал. Пусть бы даже тебе и грозила расправа – неужели она могла тебя по настоящему испугать? Ради нескольких часов Свободы, единения с Морем и жизни не жалко…

Постепенно завязался разговор. Филипп поведал ещё некоторые подробности мрачного своего существования в трактире, Ярослав рассказал о себе, а потом перешли и на историю Алёши и Оли. Филипп проникся этим – ему ведь только пару раз доводилось слышать чудесные истории, а так – всё ругань да ругань. И он принимал всё это, как чудеснейшую сказку, которая здесь, рядом, до которой можно дотронуться. Слушая, Филипп забывал о собственных горестях и обидах, участвовал в каждом из приключений – глаза его мечтательно пылали; временами он даже перебивал Ярослава – заявлял, чтобы он сделал, в том или ином случае…

Вскоре появился Йорг, на этот он был облачен в весьма нарядный, хоть и без излишеств, темно–зеленый костюм, черные кожаные штаны, и черные скрипящие сапоги, за пояс была заткнут длинный изогнутый клинок, убранный в золоченные ножны. Костюм этот, гораздо лучше, нежели вчерашняя мятая и грязная рубашка, подчеркивал богатырские плечи и торс капитана.

Ярослав бросился ему навстречу, восклицал:

– Что – мы идем? Да ведь? Вы ведь говорили, что отплытие сегодня…

Йорг был весел и говорил, обращаясь ко всем:

– А почему, вы думаете, я сегодня такой веселый, такой нарядный? Все потому что сегодня я выхожу в море, засиделся я в этой дыре, – он пнул ногой кабацкую стену так что она задрожала, а с потолка посыпалась грязь.

Они оставили кабак, вышли в пустынный двор, Вихря вывел Филипп. Откуда то выбежал, весело махающий хвостом, Жар.

…Вскоре они уже ехали на телеге по оживленной, широкой улице. Чем ближе они подъезжали к пристани, тем больше становилось народа: кого тут только не было! Толпа шумела – говор, смех, иногда и плач… но над всем этим стоял всё возрастающий величественный гул…. Ярославу странным казалось, что все эти люди так беспечно разговаривают меж собой, смеются над какими–то повседневными радостями или же даже плачут над повседневными же бедами, странным было это их невнимание к пению моря, которое так явно уже было слышно, казалось они все должны были замереть, как это он сам сделал, забыть обо всем и вслушиваться, и вслушиваться в это пение могучей стихии…

Оля сидела рядом с Алёшей, положила теплую ладошку ему на руку, и тоже вслушивалась, она молчала всю дорогу, и только когда они выехали на набережную и перед ними появились покачивающиеся на волнах малые, большие и кажущиеся просто огромными корабли, она проговорила едва слышно:

– Как красиво оно поет! Быть может, если бы все–все люди собрались вместе они тоже смогли бы спеть так…