Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

– Оставайся, оставайся, у нас гости редко бывают и мы каждому гостю рады коль он с миром пришел!..

Когда они отошли, Соловей проговорил, угрюмо поглядывая на своих гостей:

– Вот старый пень! Ведь скрывает от меня что–то, но хорошо что он на пир сегодня остался – я его там так напою, что он все мне выложит! Ну хватит про это, пойдемте, покажу я вам наш городок, яблоню чудесную, Свистом посаженную посмотрите, да на стены наши взберетесь…

* * *

Был Лука самым зажиточным, (после воеводы, конечно) человеком в городе. Торговля с разбойниками приносила ему большую прибыль и не ему только, но и Илье.

Да – воевода знал о связи купца с разбойниками и был этому только рад! (Потому так и ужасался накануне, что Свист, в припадке гнева своего, может выкрикнуть истину – хотя, с другой стороны – кто бы поверил разбойнику?).

Знал воевода, и где находится разбойничий городок и давно бы мог пойти на него с дружиной да только гораздо выгоднее было ему оставлять все как было. С купца он брал половину его дохода и полнил свои хоромы вещами большая часть из которых была грабленая.

Он знал имена двух предводителей разбойников: Соловья и Свиста, однако ж и не подозревал, что всё это началось с того дивного летнего денька, когда он, вместе со свитой приехал свататься в одну деревню (а красавицу Матрёну он приметил ещё прежде, когда она с родными приезжала гостинцы покупать на базар Дубградский) – не ведал он, что человек от которого, через которого приходит к нему столько грабленого добра – злейший его враг. Однако был договор, что ни один из пойманных разбойников (что случалось крайне редко), не будет доставлен на государев суд в Белый град; и потому, когда случайно был пойман Свист (а пойман он был под руководством неподкупного Добрентия) – воевода всполошился, и поспешил направить к разбойникам своего человека – предупредить в какой час Свиста повезут по тракту – к слову сказать, «посвящённых» было всего десять человек, и в их число не входил никто из домашних, так как Илья берёг от всяких волнений, и вообще – почти ничего не рассказывал о своей службе.

Да – был воевода жаден до денег, и часто забывал о данной государю присягу, но в то же время несказанно любил жену свою Матрену. Трое детей было у них – в них Илья души не чаял, играл с ними, на санях катал.

Любил он детский смех, и когда слушал его – блаженная улыбка разливалась по его лицу и он говорил: «Вот сама весна смеется!«…

…Вскоре после того, как растворилась в снежной круговерти повозка, увозящая Алёшу, Олю и прочих – из тех же тюремных ворот вылетела иная, украшенная древесной, золочённой вязью повозка, в которой сидел, задумчивый, усталый, после такого неожиданно напряжённо дня Илья–воевода.…

Ну, вот и ворота родного терема – пришлось долго стучать, кричать, прежде чем открыли. Навстречу, сквозь грохот и вихри, с рёвом кинулся пёс–громила, но узнав хозяина, присмирел, приветливо виляя хвостом, проводил до порога, после чего отправился в пристройку. Вот обитые обледенелой позолотой дверные створки – они распахнулись прямо перед Ильей, а за ними – Матрёна – заплаканная, жаром дышащая – сразу бросилась к нему в объятия, и показалось, будто бурю отогнала (на самом то деле – слуги двери за его спиной закрыли).

Жена восклицала:

– …Вот вернулся ты, а всё равно, на сердце не спокойно – лютует сердце моё…

– Да что ты, нельзя же так без причины волноваться… – приговаривал Илья, уже снявши шубу, и, блистая дорогим своим нарядом, ведя супругу в глубины покоев.

Снаружи бушевала буря, а здесь мирно потрескивали мириады свечей, высвечивали в плавном своём колыхании роскошное, награбленное богатство. Илья пытался успокоить супругу, но не мог этого сделать, потому только, что испытывал то же казалось бы беспричинное волнение. Они прошли в большую залу, которая, несмотря на обилии предметов, пугала своей пустотой, и там уселись за громадным столом, который тоже был грабленым (богатый заморский купец вёз его разобранным государю в подарок) – на столе красовались уже остывшие яства, и Илья только отломил немного от индюшки, да запил чаркой доброго вина – больше ни есть, ни пить не хотелось – тревога усиливалась, даже и руки дрожали – Илья сжал кулаки, сморщился – вот спросил у супруги:

– Что же ты – детей то спать уложила?

– Уложила, уложила. – закивала Матрёна, и тут же вновь слёзы на глаза навернулись. – …Только вот и дети что–то тревожное почуяли…

– Да что ты про эту тревогу заладила! – воскликнул воевода, и вскочил, широкими, стремительными шагами принялся ходить из стороны в сторону. – …Ну, вот ты только подумай – чего нам бояться…

– Не знаю, не знаю! А вот, чтобы детей успокоить пришлось колыбельную петь…

Илья ничего не ответил, но всё прохаживался из стороны в сторону, иногда нервно поглаживал холёную свою бороду. Спустя немногое время прекратилась буря – после грохота тишь… только вот спокойствия не было

Илья сел рядом с супругой, взял её за руку… Так просидели они до тех пор, пока через все массивные стены и двери, не прорвался сильный стук в ворота – воевода аж подскочил, и с задрожавших его губ сорвался шёпот:

– Ну вот – пришло… – и тут же, уже в полный голос закричал. – Никого не впускать! Слышите – хоть гонец от государя – скажите – я сильно болен, я в жару!..

Однако, ничего не помогло – и через некоторое время Илья узнал, как всё было. Громовой стук в ворота повторился, но слуги отвечали, что им было велено; и тогда – о чудо! – массивнейший стальной засов легко, точно соломинкой был, переломился; и ворота распахнулись настежь. Слуги растерялись, отступили, а в проём уже ступили: Старец Дубрав, Добрентий, и ещё двое государевых солдат. Громадная сторожевая псина бросилась на незваных гостей, но Дубрав протянул навстречу ей ладонь, прошептал несколько слов, и псина присмирела, приветствовала их столь же счастливо, как незадолго до этого, своего хозяина. Когда незваные гости переступили порог, слуги собрались и бросились на них. Но и им навстречу вытянул ладони Дубрав, и проговорил какие–то слова, заставшие слуг остановиться; Добрентий же сверкнул на них хмуро, и воскликнул:

– На кого ж вы ополчились? На верховного судью?!..

И Илья и Матрёна слышали всё нарастающие шаги, и вздрагивали, всё плотнее прижимались друг к другу – они ожидали, что ворвётся какое–то непредставимое чудище, но когда двери распахнулись и вошли два старца и два солдата с ними – воевода сразу опомнился, не без труда освободился от супруги своей и воскликнул с притворной расслабленностью, любезно:

– А, почтеннейший старец Дубрав! Какой дорогой, какой удивительный у меня сегодня гость!.. Сейчас прикажу слугам подогреть ужин…