Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

– Давай, Вихрь! Неси нас в этот лес! – кричал Алеша.

Наверное, никогда прежде Вихрю не доводилось носиться с такой скоростью – он весь вытянулся вперёд, он при каждом рывке пролетал по несколько метров, едва касался могучими копытами тракта, как совершал уже новый прыжок – Алёша из всех сил сжал стремена, и хрипел:

– Быстрее! Быстрее, Вихрь! – юноша прямо–таки зубами скрежетал от нетерпения.

Оля оглядывалась назад, на несущегося позади Жара, говорила:

– Бедненький! Ну, пожалуйста, не отставай… Только не отставай…

Тут налетел чёрный лес, сомкнулись вокруг Янтарного тракта, зловеще высились в бардовое небо черные дерева – если возле тракта видна была еще работа лесорубов – пеньки, то дальше, шагах в двадцати начиналась непролазная чаща.

Часто по сторонам тракта распахивались заснеженные, но выпирающие могучими корнями овраги, несколько раз они проносились по каменным мостам; тракт часто поворачивал, огибал какие–то препятствия…

Постепенно багрянец в небе мерк, и проступали поддёрнутые какой–то мертвенной, колдовской вуалью звёзды – даже и глядеть на них, против обычного, было жутко… И вдруг, точно из–за тучи вышла, неожиданно хлынула прямо над головами бордоволикая Луна. Лес залился её ледяным свечением, ответил жутким воем, всё завыло, заухало, и сами собою, словно живые, принялись выгибаться ветви деревьев. Тут точно ветер ураганный налетел – и тяжеленные чёрные крылья, не менее десяти метров в размахе стремительно пронеслись над головами. И Алёша и Оля успели приметить два выпученных глазища, каждый не меньше большой тарелки.

– Никак филин! – крикнул Алёша.

– Да. – тихим голосом подтвердила Оля.

– …Такой филин, пожалуй что, вместо мышей нас с тобою унесёт… – провожая глазами стремительно удаляющуюся птицу, закончил юноша.

А филин, сшибая ветви, пронёсся над трактом, скрылся за его поворотом. До этого, очень крутого изворота был довольно длинный прямой отрезок, и, когда они уже почти пролетели его, Оля, которая всё оборачивалась и подбадривала Жара, выдохнула:

– Они всё ещё гонятся за нами…

И действительно – в это самое время, из–за дальнего изворота выметнулась воющая, зияющая призрачными глазищами волчья волна; увидев тех, за кем гнались, они оглушили воздух своим победным, громогласным воем, побежали ещё быстрее.

Вот резкий разворот – Вихрь, стараясь не уменьшать скорости, напряг могучее своё тело, вот рывок – и прямо перед ними выпученные сияющие мертвенным светом глазищи; вытянулись острейшие когти. Оказывается – это исполинский филин уселся караулить их прямо за этим изворотом. Вихрь отчаянно пытался остановиться – буграми вздулись под его чёрной плотью мускулы – всё же он врезался в жесткие перья – птица взмахнула крыльями, и взвыл тут и ударил их ледяной ветрило такой силы, что Вихрь, едва удерживаясь на копытах, вынужден был сойти с тракта. Ветер не унимался – он поднял снежную обвивающую их стену, в которой ничего не было видно и лишь, когда подступали совсем уже близко, выступали из этого промораживающего марева обледенелые, покрытые уродливыми наростами широченные стволы древних деревьев.

– Ну, Вихрь! – скрежетал зубами Алёша. – Неужели так бесславно нам погибать?.. В волчьем то брюхе! Давай, неси…

Вихрь попытался прорваться обратно к тракту, однако оттуда напирал ветрило такой силы, что он сразу осознал тщетность таких попыток. Один волчище как подгоняя его поскорее развернуться в тёмную чащу – бросился, хотел вцепиться в бок, но был встречен сильнейшим ударом копыта, и отлетел с переломленными костями. Вихрь хоть и с неохотой, хоть и чувствуя ловушку, сделал следующий рывок в глубины лесных дебрей; тут снеговые стены расступились, давали проход – однако позади продолжали реветь, метаться, оттеснять от тракта. Вихрь побежал – но бежал конечно же не так быстро как по тракту, ведь ему приходилось не только огибать то и дело вырывающиеся из мрака стволы, но и следить за тем, чтобы низко нависающие ветви не повредили тем, кому он так преданно служил. Волки продолжал завывать, то и дело мелькали среди стволов их, кажущиеся призрачными телами, щёлкали клыки, вспыхивали жаждущие крови глазищи.

Вот среди стволов пробилось холодное, мертвенно–зелёное сияние, похожее на то, которое тлело в глазищах исполинского филина.

Чаща раздалась в стороны и выехали они на большую поляну. Мертвенный свет разом приблизился – горел он в маленьком окошечке, а окошечко это было прорублено в избе – сразу вспомнились страшные истории про Бабу–ягу, так как стояла эта избушка на курьих ножках. Окружал избушку частокол и на каждом колье зиял пустыми глазницами человечий череп. (Избу же они увидели потому, что стояла она на возвышенности).

Все завыло, заухало; вспыхнули тлеющие угольки глаз: много–много глаз, огненным кругом окружили они поляну – их были тысячи!

Вихрь отошёл подальше от них, поближе к частоколу; Жар, задыхаясь от усталости, ощетинился, зарычал.

Только они к воротам подъехали, как чёрные глазницы в черепе кого–то громадного козла, который висел над ними, засияли синим пламенем, а створки заскрипели, и раскрылись пред ребятами.

И вот они въехали во двор. Если снаружи частокол представлялся не таким уж и большим то, когда они въехали за него – внутренний двор оказался большим даже чем вся поляна. На дворе, помимо избы, торчали еще несколько пристроек, в том числе и холмик в котором виднелась зарешеченная дверь и несколько первых ступеней ведущих в подземелье. Выросла и изба – стала уже не избой, а избищей на курьих ножищах.

Двери, однако, видно не было, и Алеша вспомнил сказки в которых добрые молодцы кричали: «Избушка, избушка, повернись ко мне передом а к лесу задом!».

Алеша однако ничего кричать не стал, он посмотрел только на курьи ножищи, которые, словно стволы деревьев вросли в землю, и повел коня вокруг избушки. С другой стороны обнаружилась дверь, к которой поднималась лесенка такая ветхая, что, казалось, того и гляди распадется, к тому же, она висела прямо в воздухе.

– Ладно. – невесело усмехнулся Алеша, – ты когда–нибудь Бабу–ягу видела?

– Нет.

– Я тоже… Ну сейчас, значит, увидим…

Юноша прокашлялся, спрыгнул с Вихря, помог слезть Оле и по скрипящем ступенькам поднялся к маленькой дверке. Протянул руку, отдернул ее назад и, глянув на Олю, вздохнул и постучал негромко:

– Извините, мы в лесу заблудились… там волки, вы не пустите нас переночевать?

Никто не ответил, однако дверь медленно и, конечно, со скрипом отворилась, Алеша прокашлялся еще раз и ступил через порог. Он находился в весьма просторной горнице, которая вся заросла паутиной и грязью: паутина была повсюду – и на стенах, и на углах, и даже с потолка она свешивалась слегка покачивающимися свалявшимися обрывками. Слева от Алеши стояла огромная печь в которой горело пламя, хоть дров совсем не было; на печи сидел огромный черный котище и пристально оглядывал ребят зелеными глазами, почти такими же огромными, как у филина. Сидел он совершенно недвижно и лишь правый ус его слегка подрагивал.