Артур Баневич - Где нет княжон невинных

— Советники тебя взашей выгонят, — спокойно проговорил магун.

Вероятно, это спокойствие удержало Врахту от того, чтобы поднять лук. Его подчиненный, не в силах оторвать взгляда от выпяченных ягодиц перетягиваемой через край обрыва девушки, вообще забыл, что у него есть лук.

— Меня? — осторожно переспросил десятник.

— Ну, убьешь ты ее, и что дальше? — Дебрен смотрел ему в глаза еще и потому, что боялся смотреть вниз. — Тракту в любом случае конец. Придется разблокировать старую дорогу. А ее грифон стережет. Знаешь, во что обойдется Грабогорке его уничтожение?

— В три батареи машин, — ответил за Врахту Збрхл. Он перестал тянуть веревку. — По пять дюжин стрелков для обороны каждой, по тридцать пикинеров и других пехотинцев для прикрытия стрелков. Плюс обоз, плюс разведка… И не меньше недели жалованья на содержание этой команды. Впрочем, насколько я знаю грифона, скорее всего — месяц. Возможно, год. А то и дольше.

— Это меня не колышет. Пусть у советников головы болят.

— У тебя, у тебя. Потому что сначала они огорчатся — и крепко огорчатся, а потом в благодарность за глупость по кошелю ударят и пошлют на княжеский тракт в качестве авангарда. А оттуда, насколько я знаю грифона, ты живым не вернешься. Впрочем, и от трех батарей, пяти дюжин и трех десятков тоже мало что останется. Два века никто с грифоном справиться не мог, так чего бы ради это удалось теперь?

— И что же вы советуете? — спросил явно обеспокоенный Врахта.

— Советую вернуться в город, — выручил Збрхла Дебрен. — И доложить, что в геройском бою ты все Замостки перебил и почти что спас мост от их посягательства. А когда мост все же рухнул, ты незамедлительно предпринял все возможное, чтобы открыть для торговли альтернативный путь.

— То есть?..

— То есть спас жизнь любимой женщине знаменитого чароходца, который в благодарность за столь благородный поступок обязался безвозмездно, — Дебрен замялся, — то есть, конечно, по сравнению с гигантскими размерами предпринятых действий… ну, обязался спасти Грабогорку от банкротства. Иначе говоря, прикончить грифона. За символические… хм-м… сто дукатов.

— Сто дукатов? — Врахта от изумления упустил стрелу.

— С учетом налогов, — быстро спасовал чародей. — Потому что если это учесть, то всего лишь…

— Дневное содержание вышеупомянутой экспедиции, — прервал его ротмистр, — составляет, грубо говоря, тридцать дукатов. Не считая вооружения, поврежденного оборудования, пищевого довольствия, вдовьего возмещения, компенсаций, лесной подати, дорожных оплат, затрат на обязательные благословения…

Врахта замахал руками, давая Збрхлу знак замолчать.

— К тому же я возьму только аванс, — добавил Дебрен. — Десять жалких золотых монет. Остальное город выплатит, когда явится за грифоновым трупом в трактир. За такие деньги уважающий себя бесяр даже самого простого высыса не тронет.

— Ну ладно уж, ладно. Если спокойно посчитать, то вы правы: прямо-таки с неба советникам свалились. Только вот не знаю, как вы собираетесь эту бестию… С бандой кметов-то едва-едва справились, да и то с помощью моста. А грифон, следует вам знать…

— Если не справится, — выручил Дебрена Збрхл, — то аванс вернет, да еще и штрафные выложит.

— Это как же? — деловито спросил Врахта. — Из грифонова брюха?

— Петунка Выседелова за него ручается. А ей есть чем. «Невинка» сейчас единственный трактир на единственной дороге. Дерьмо и вонь! — Ротмистр неожиданно улыбнулся себе под нос. — Разбогатеет.

Врахта, ни слова не говоря, многозначительно перевесил лук через спину.

Двумя бусинками позже бессильное, отсвечивающее белизной ног и ягодиц тело Ленды лежало на краю южной опоры вместе с окровавленной портянкой, свисающей из промежности, словно послед, с вымокшим и полуживым попугаем в качестве новорожденного.

Збрхл, хоть и не был свежеиспеченным отцом, повел себя как пристало отцу: нарушил родовую традицию и, глупо улыбаясь, потерял сознание. Дебрен положил ему на грудь дрожащего Дропа и укрыл обоих снятой с конского трупа попоной.

Потом он опустился перед Лендой на колени и улыбнулся сам.

Лицо и грудь нетронуты, дыхание слабое, но ровное, сердцебиение нормальное. На затылке солидная шишка, но череп цел.

Он тронул губами ее губы и принялся за дело.

— Я искала тебя, — сказала Петунка магуну, останавливаясь в дверях конюшни. — Отвар уже, кажется…

Она осеклась. У бельничан закончились фонды на магические метели. Распогодилось, сквозь ворота в конюшню лился слепящий поток солнечного света. Петунка сразу же уловила все детали. Если, конечно, считать деталями оседланного коня.

— Можешь снять с огня, — проворчал Дебрен.

Она отвела глаза от полупристегнутой подпруги.

— Что ты делаешь? — спросила так тихо, что можно бы и не отвечать: она уже знала.

— Он эластичный. — Дебрен провел пальцем поперек живота и пояснил: — Ее пояс. Не знаю как, но он явно прилаживается к форме тела. Если его надевают маленькой девочке и не хотят то и дело сменять…

— Она его с детских лет носит? — Во взгляде Петунки недоверие смешивалось с печалью и болью. — Я знаю, знаю, она девица. Збрхл говорил… Но…

— Не в том дело, — холодно произнес Дебрен. — А в том, что пояс придавил двадцатицетнаровый валун. У нее должны были быть раздавлены позвонки, каша в животе. А оказался всего-навсего синяк. Ее обожгло, но это другое дело. Огонь, вероятно, должен был отпугнуть незваного гостя. Ну, возможно, и ее наказать за то, что она позволяет кому-то возиться с поясом. Это — вполне в рамках известной магии. Я слышал о подобных заслонах. Но чтобы двадцать цетнаров… Эта дрянь… Я знаю, что нет нерушимых заклятий. Но ее пояс ни на что такое не похож.

— И поэтому ты уезжаешь? — Петунка поглядела на вороного, разгребавшего копытом сено. — Потому что она никак не хочет тебе быстро уступить? Надо ждать?

Пожалуй, трактирщица не верила, что сумеет обидеть его. Она не была ни глупой, ни слепой.

— Быстро? — горько улыбнулся он. — То, что быстро не получится, я понимал, зная Ленду. Такой человек, как она, терпел бы годами… Но теперь я осмотрел пояс. — Он помолчал. — И понял, что скорее всего никогда, Петунка. Ни с кем.

— Боже… несчастная девочка…

— Кто-то крепко постарался. Какой-то мерзавец, — уточнил он. — Надо быть законченным подонком, чтобы устроить такое девушке… Когда парня кастрируют, у него вместе с возможностью по крайней мере исчезают и желания. А она…

Он отвернулся, наклонился, занялся полузастегнутой пряжкой.

— Значит, бежишь? — Он не ответил. — Даже не попрощавшись? Слова не сказав?

— Я напишу, — пробормотал он.

— Да? Никак кровью на двери? — Петунка подошла ближе, но не пробовала заглянуть ему в глаза. — Она любит тебя, Дебрен. Она мост своей любовью переломила, а это был чертовски крепкий мост. Возможно, самый крепкий во всем Морваке.