Джуд Фишер - Дикая магия

В общем, Танто уверенно превращался в чудовище, которого в конце концов, как всегда неожиданно, и явила миру Фалла Милосердная — в его истинном обличье, словно уродливая внутренняя сущность человека была вывернута наружу, и здорового, красивого, темноволосого парня заменил обрюзгший, зловонный, гадкий слизняк. Справедливость ситуации была в том, что Танто навлек на себя несчастья сам, собственными руками (и другими частями тела, которые теперь отсутствовали), как бы отчаянно он ни старался свалить вину на Capo. Что ж, думал Capo, соскребая остатки обеда с пола, кажется, в мире все-таки есть правда.

— Может, будешь десерт, брат? — предложил он, повернувшись, чтобы посмотреть на нелепое создание в постели. — Абрикосовое пюре и фиговое желе…

— Да пошел ты, братец!

Танто снова взбесился, черные глаза недобрыми угольками сверкали на жирном лице.

С тех пор как части тела, пораженные гангреной, были отрезаны ножом хирурга и сожжены в огне Фаллы, Танто раздался в ширину, его мышцы потеряли тонус, а волосы почти все выпали. Ожирение было скорее всего вызвано тем, что Фавио и Иллустрия, пока Танто лежал без сознания, денно и нощно выражали свою родительскую любовь вливанием жидкой пищи в горло сыну. Сначала с помощью длинной ложки, а потом через специальные трубочки, сделанные из овечьих кишок, при этом слуга сжимал ему горло, чтобы заставить глотать. Из-за того, что он был неподвижен, вся эта еда превращалась в огромные мешки жира на теле. Плюс лезущие волосы и запах разлагающейся плоти, который вырывался из каждого отверстия в теле Танто, — все это было вполне заслуженным наказанием, посланным богиней.

Как бы ни проклинал Танто жестоких эйранских рейдеров, которые, по его словам, ворвались в шатер Селен Ишиан, чтобы изнасиловать и убить ее, и ранили его, когда он храбро бросился защищать девушку, Capo не верил ему, потому что хорошо знал брата. Танто слишком много прибавил к этой истории, приукрасил ее обилием неправдоподобных деталей. Capo подозревал, что событиям в шатре и их последствиям есть гораздо более простое объяснение, и оно наверняка имело больше соответствия характеру старшего брата. Танто не привык, чтобы ему в чем-то отказывали, и когда договор о свадьбе с Селен не состоялся из-за недостатка денег, у него была единственная причина пойти в шатер девушки: силой взять то, что должно было принадлежать ему. И колотая рана в области гениталий говорила скорее об отчаянном сопротивлении Селен, чем о драке с бандой северян, а другие отметины на его теле подозрительно напоминали следы от женских ногтей. Говорят, богиня присматривает за своими…

Ни один другой человек не заметил этих маленьких царапин, будучи, несомненно, потрясен остальными, жуткими ранами, но Capo приходилось проводить много времени у постели брата, ухаживая за ним. Так Фавио Винго наказал его за то, что Capo отдал половину выигранного им на скачках маленькой девочке-бродяжке, чьего деда Танто когда-то безжалостно убил, — вместо того, чтобы добавить деньги к свадебному договору, как следовало бы поступить более почтительному (и жестокосердному) сыну.

Capo подобрал тарелку с ложкой и на миг ощутил, как непонятный жгучий поток энергии кольнул кончики его пальцев, словно ярость Танто вошла в эти предметы и ударила его разрядом. Выходя из комнаты, он чувствовал, как брат сверлит его спину взглядом. В коридоре Capo помотал головой: оставаться наедине с Танто — занятие не из приятных. В такие моменты у него начинало происходить что-то странное с головой.

Что за блаженство выйти на улицу и вдохнуть свежий воздух! Capo направился через двор, чтобы вымыть тарелку, ложку и тряпку под струей воды из бочки. Танто, несомненно, наврет матери, что Capo не кормил его и наверняка все съел сам. И для Capo дело закончится тем, что его отругают и накажут лишением ужина. Ему было все равно — он чувствовал теплые солнечные лучи на лице и вдыхал жгучие, пряные запахи жимолости и ноготков, которые росли вдоль стены дома.

Capo уже привык к недоброжелательству брата и к тому, что родители всегда верили словам Танто, а не его. Очень дорогая плата за жизнь в семье, думал он. Временами Capo чувствовал, что кочевники, приходившие на Большую Ярмарку, ближе ему и роднее, чем те люди, с которыми он провел всю свою жизнь.

Capo пересек двор и прислонился к стене, разглядывая окружавший его пейзаж. Их усадьба возвышалась на холме, под которым тянулись вдаль на тысячи шагов террасы возделанной земли. Там росли лаймы и лимоны, гранатовые и фиговые деревья, целые апельсиновые рощи. Все было рассажено так продуманно и компактно, что сверху земля напоминала кусок материи в полоску: то темно-красную, то ярко-зеленую, с голубым участком там, где текла река. Вдали, милях в шестидесяти или даже больше, земля становилась светлой и каменистой, переходя в подножие Фаремских скал, а еще дальше возвышался Хребет Дракона, напоминавший острые зубья пилы.

«Все, чего я хочу, — думал Capo, выжимая тряпку, — это уйти отсюда. Жить своей собственной жизнью».

Но только кочевники способны жить в диких местах за пределами Империи. Со своими вьючными животными, безмятежными косматыми йеками, они бродили по Эльде, нигде не пуская корней, не основывая поселений, не заявляя прав на землю. И казалось, из-за их легкого отношения к земле она сама дает им средства к существованию, пропитание и позволяет проходить в самых опасных местах. Лишь один раз Capo встретил кочевников на Большой Ярмарке, куда и северяне, и жители Империи приезжают, чтобы торговать своими изделиями, предлагать услуги, заключать сделки, свадебные договоры и завоевывать политическое влияние.

Если бы привлекательность Ярмарки заключалась только в этом, Capo она показалась бы скучной. Но присутствие там кочевников, известных среди южан как Потерянные, хотя сами они предпочитали называть себя Странствующим Народом, сулило множество чудес.

Capo вспомнил, как наблюдал за их прибытием — в пестро раскрашенных повозках, диковинных костюмах. Они везли великое множество товаров на продажу, среди всего прочего: фонари и свечи, украшения из когтей дракона и медвежьих зубов, вышивка, гончарные изделия и ткани, зелья, снадобья, амулеты. Рука юноши инстинктивно потянулась к маленькому кожаному мешочку на шее. В мешочке лежал самый опасный предмет в мире, хотя, когда Capo впервые наткнулся на него на прилавке торговца-кочевника, он подумал, что это всего лишь безделушка, волшебный камень, который меняет свой цвет в зависимости от эмоционального состояния человека, держащего его в руках. Однако за то время, что юноша носил его, у Capo появился дар Носителя — глубокое, совершенно нежеланное чувство сопереживания любому, кого он касался физически. Он видел, как камень вспыхивал красным огнем ярости и испускал ядовитое зеленое сияние зависти; как сиял белизной, что резала глаза; как забирал души людей и оставлял их неподвижно лежать на земле. Еще три месяца назад он был уверен, что камень показал ему уже все свои чудеса, как вдруг, наполнившись неведомой силой, он вернул к жизни его брата. Capo ничего не понимал, но за это готов был втоптать камень в грязь и развеять всю его магию по ветру.