Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – конунг

– Смотрят с любопытством, – поддержал Ордоньес, – но нет изумления…

– А чему изумляться? – возразил Торкилстон. – Должны понимать, за Хребтом есть жизнь. Каким-то отважным да безрассудным удавалось же обогнуть Рог Сатаны хоть иногда!..

– Последний раз такие смельчаки сумели проскользнуть чудом больше ста лет тому, – напомнил Ордоньес. – Я слышал эту историю в вашем же порту. И то потому, что их преследовали королевские войска с веревкой наготове. Так что о существовании королевства Сен-Мари здесь знают, но мне показалось, знают даже, кто из нас кто!.. Бобик, а ты меня не съешь? На лучше вот эту косточку… Так быстро? Тогда возьми вот это крылышко…

– И мне такое померещилось, – сказал Торкилстон. – Никто ничего не говорит, но морды, морды… А вы что скажете, сэр Ричард?

Я пробормотал:

– Есть еще возможности. Хоть стена и почти отвесная, но могут отыскаться ловкачи-скалолазы… Есть вариант и похуже. К примеру, за жизнью в Сен-Мари наблюдают через некие магические устройства. Наше появление трудно не заметить.

Торкилстон помрачнел, брови грозно сдвинулись на переносице.

– Чертовы колдуны! Ничего, придет и сюда церковь…

– Тихо-тихо, – сказал я. – Здесь суверенное королевство. Мы не вправе вмешиваться… вот так уж явно. Нужно уважать чужие обычаи.

Ордоньес изумился:

– Уважать?

Торкилстон тоже удивился так, что с Ордоньесом стали как два изумленных на ярмарке брата. Бобик так тихохонько и деликатно вынул из руки Ордоньеса вторую лапку гуся, что Ордоньес даже не заметил.

– Делать вид, – поправил себя я, – что уважаешь. Это называется политкорректностью. А что на самом деле думаем и замышляем, наше личное дело. А в личное пространство вмешиваться не имеет права даже король.

Торкилстон перекрестился.

– Никто, кроме Господа.

Я напомнил строго:

– Даже Господь не имеет право.

Он изумился:

– А кто ему запретит?

– Он сам себе запретил, – сказал я, – и сообщил об этом человеку. Чтобы тот сам шевелил лапками, а не уповал на Господа. Потому все в наших руках, и за все отвечаем только мы. Свалить вину не на кого!

Ордоньес сказал негромко:

– Зато и все груши наши. Может быть, уже хватит жрать? А то сидим здесь, наедаемся, а самое вкусное подадут потом у короля…

– Позовут, – сказал я. – Там сейчас расстилают ковры, метут пол, ставят в две шеренги парней с трубами, женщин с цветами…

Ордоньес вздохнул:

– Я согласен, чтобы всех заменили женщинами. Ладно, Бобик, пришло твое время. Раскрывай пащечку!

Бобик, не отрывая зада от пола, подъелозил к нему ближе и поскреб по полу хвостом, объясняя, что уже любит его до глубины фибров и всю добычу будет приносить ему.

Польщенный Ордоньес начал перекладывать мясо со всех блюд в эту жарко дышащую пасть, а мы с Торкилстоном поднялись в надежде поглазеть на местных из окон, вдруг да кто покажется на тенистой аллее…

Дверь распахнулась, вбежал запыхавшийся не то лакей, не то вельможа, для непосвященного и швейцар кажется маршалом, с ходу низко поклонился и растопырил руки, словно для полета.

– Его Величество король Херлуф Сильвервуд милостиво изволит пригласить гостей на прием!

Торкилстон пробормотал:

– Да, удивительно…

– Мы польщены оперативностью, – ответил я посланцу. – Мы готовы.

– Следуйте за мной, господа.

Ордоньес молниеносно перебросал в Бобика нетронутых перепелок и ухитрился всунуть полтуши кабана. Бобик все перемалывал с удивительной скоростью, хотя пузо заметно раздавалось в размерах.

Догнали нас уже на аллее, посланец гордо идет впереди, не оглядывается, но я видел, как шевелятся его уши, тщательно улавливая наши шаги и соразмеряя с ними свои.

В зале тысячи свечей, как на люстрах под сводом, так и вдоль стен в два ряда. Светло, пышно и по-варварски ярко. Здесь, в Вестготии, тоже предпочитают чистые цвета без всяких полутонов. Надеюсь, и люди здесь такие же: либо сама чистота, либо мерзавец, которого за версту видно. Причем мерзавцев в пропорции один на тысячу. Хотя, конечно, это же королевский дворец, здесь концентрация последних должна быть намного выше…

Нас оставили в уголке пышнейшего из залов, которые мне приходилось видеть, придворные держатся группками, это и понятно, интриги и подковерная борьба не вчера начались и не завтра исчезнут, а на той половине зала на помосте высотой до середины голенища моего сапога расставлены кресла, где-то с дюжину.

Посредине, как и водится, самое массивное и приподнятое на добавочной платформе, это кресло именуется троном, а трон должен быть уникальным. Высокая спинка защищает от ударов и выстрелов сзади, по бокам преданные соратники, враг может подойти только спереди, но чутье подсказывает мне, что останавливаться надлежит за несколько шагов.

Я в удивлении присмотрелся: по широким подлокотникам кресла словно струится прозрачнейшая вода, такая же струйка появилась и пропала на том месте, куда король должен ставить ноги.

– Вы это видите? – спросил я шепотом.

Торкилстон и Ордоньес проследили за моим взглядом, оба разом пожали плечами. Торкилстон продолжал всматриваться, а Ордоньес ответил так же тихо:

– Что там?

– Что-то почти невидимое, – объяснил я. – Как будто вода, что появляется и пропадает…

Торкилстон озадаченно промолчал, Ордоньес предположил:

– Что-то магическое?.. Для защиты короля?

– Похоже, – согласился я.

Приближенные к королю вельможи начали появляться в зале из двери, расположенной за троном, медленно и торжественно рассаживались, что давало мне возможность рассмотреть их и быстро рассортировать. Все важные, осанистые, спесивые, в пышных одеждах, многие по такому торжественному случаю в коронах из чистого золота, но мы уже бывалые и тертые, для нас не новость, что короны носят не только короли…

У всех на одежде спереди вышиты золотом гербы, это уже дает больше зацепок, так как на заре рыцарского времени герб короля абсолютно ничем не отличался от герба простого рыцаря, но в Сен-Мари, к примеру, королевская корона изготавливается в виде пурпурной шапочки, вокруг которой широкие рельефные арки из блестящего золота. Декорирована обычно драгоценными камнями, у короля две арки на короне, у сыновей и дочерей – по одной, у других членов королевской семьи вообще без арок, это значит, что не являются наследниками…

Лорды раскланивались друг с другом, прежде чем сесть, степенные и замедленные в движениях, ведь торопливость – признак недалекого ума. Торкилстон поглядывал на них, стараясь не выказывать слишком заметного интереса, не простолюдины же, а я всматривался в бризуры, здесь точно так же состоят из ламбелей, каймы и перевязей, так что сориентироваться могу достаточно быстро, кто здесь есть кто и что из себя представляет.