Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – конунг

Сэр Торкилстон держится невозмутимо и гордо, давно не простой рыцарь, а комендант крупного города, к тому же служит мне, а отблеск моей грозной славы падает и на него, потому смотрит орлом, плечи развернуты, на вельмож поглядывает со снисходительным интересом, на короля – уважительно, но без особого трепета.

Церемониймейстер прокричал громко и торжественно:

– Его Величество король Херлуф Восемнадцатый!

Торкилстон сказал торопливым шепотом:

– Ого!..

– Это что у них за династия, – пробормотал Ордоньес. – Никаких войн, никаких переворотов?

Из двери за троном показались пышно одетые люди, встали по бокам, и следом вошел очень немолодой человек в красной мантии до пола и в короне на золотых с проседью волосах, быстро проследовал к трону и опустился, сразу же положив руки на подлокотники. Незримая вода обволокла их на миг и тут же пропала из виду.

Наступила торжественная тишина, когда весь зал склонился в низком поклоне, а король озирает всех в поисках признаков недостаточной почтительности.

Мы трое поклонились чуть-чуть, как бы у нас такие обычаи, мы ж не подданные, я всматривался в короля, быстро прикидывая, как много могу взять и чтоб дать взамен поменьше.

В высокой рогатой короне, что кажется продолжением головы, с длинными волосами и бородой цвета светлого золота. Лицо тоже цвета золота, желтое, изможденное, в глубоких морщинах, запавший рот, обвисающие щеки.

Даже глаза усталые и старческие, слишком много успевшие повидать, в них тоска и разочарование. Даже на меня и моих рыцарей посмотрел без любопытства. Ему что-то шепчут с двух сторон, а я смотрел на корону и снова подумал, что рога как настоящие, так выглядел бы лесной царь, о котором рассказал Гете, могучий, мудрый и величавый.

Он обратил взор на меня, церемониймейстер начал делать нам обеими руками непонятные знаки. Я сделал два шага вперед и учтиво поклонился.

В зале все затихли и перестали перешептываться, я сказал громко:

– Ваше Величество, мы прибыли из соседнего королевства, что за отростком Великого Хребта, разделяющего наши великие страны. Я майордом королевства Сен-Мари, Ричард Длинные Руки. А также маркграф, пфальцграф и еще много чего. Это мои лорды и военачальники, позвольте их представить…

Он чуть наклонил голову, сэр Торкилстон и Ордоньес с величайшим достоинством вышли вперед, поклонились, каждый в своей манере: Торкилстон с рыцарским прямодушием, Ордоньес с иронией в каждом жесте, мол, плавали, еще не таких зверей видели.

– Мы просто счастливы, – заговорил он первым. – Ага, весьма. И соответственно.

– А я еще счастливее, – сказал сэр Торкилстон, честно глядя королю в глаза. – Сэр Ричард не только великодушно вознес меня на нынешнюю высоту, но и дал возможность лицезреть всякие диковинки. В том числе вас, Ваше Величество.

Я внимательно следил, как реагируют придворные. Пока что больше недоумевают, все мы на вельмож смахиваем мало, разве что на Ордоньесе золотой пояс древней работы, у Торкилстона изумрудные шпоры забытых ныне эпох, а про мою собачку и лошадку уже шепчутся даже кусты в саду. Это, конечно, говорит о том, что мы не простые бродяги, но все же, все же…

Король вслушивался внимательно, еще внимательнее всматривался. Среди многочисленных украшений на его мантии, как вижу, есть и амулеты, их можно угадать по вычурной золотой оправе, никто не станет так украшать простые камешки, так что, возможно, чует за нашими словами больше, чем мы в них вкладываем.

– Мы рады предложить вам, – произнес он наконец хриплым старческим голосом, – достойный прием, кров и всяческую помощь. Все мы с великим интересом выслушаем вас, наших соседей, о королевстве Орифламме…

– Сен-Мари, – поправил сэр Торкилстон, сконфузился и сказал торопливо: – Простите, Ваше Величество.

Король великодушно наклонил голову.

– Да, мы слышали и это странное название. Словом, вам сейчас покажут лучшие покои, их сейчас готовят для вас.

– Спасибо, Ваше Величество!

– Отдохнете, – закончил он отечески, – а затем ждем…

– …на пир, – пробормотал я. – Да, конечно, Ваше Величество. Мы будем рады воспользоваться вашей любезностью.

Торкилстону и Ордоньесу прием показался до обидного коротким. Сэр Ричард свой в доску, всегда готов к общению, я пояснил шепотом, что от маркграфа или маркиза до короля дистанция огромного размера, оба заспорили, тем временем королевские провожатые отвели нас в действительно роскошные покои, что располагаются в соседнем здании палаца.

Вышколенные слуги отворили двери без единого лишнего движения, отступили и снова замерли.

– Отдыхайте, – сказал бесстрастно провожатый. – Его Величество известит вас.

– О чем? – спросил Торкилстон.

Но придворный уже скрылся за дверью. Ордоньес осматривался с самым критическим видом, дескать, и не такие грабил, но я видел, что впечатлен. Торкилстон тем более. Они не видят разницы между богатым убранством и очень богатым, но я уже вижу, здесь не просто богатство или даже роскошь, а изысканное, утонченное, что значит, при дворе собраны лучшие архитекторы, скульпторы, декораторы…

– Будем ждать? – спросил Торкилстон.

Я не успел ответить, Ордоньес сказал грохочущим голосом:

– Неужели ждете, что сэр Ричард скажет «да»? Он сам сейчас же ринется вслед за Бобиком изучать этот… довольно любопытный сарай.

– Тогда и я, – сказал Торкилстон.

Они исчезли раньше меня, захватив Бобика. Торкилстон сообщил, что хочет расспросить начальника дворцовой стражи, как он справляется с такой махиной, Ордоньес сказал весело, что посмотрит на предмет свободных женщин.

Я подошел к широкому окну, отсюда такой прекрасный обзор доброй половины сада, и уставился бараньим взглядом. Ощущение, что мы не прибыли неожиданно, стало отчетливее. Если бы в самом деле врасплох, суматохи было бы намного больше. А так гуляют, переговариваются. Или считают Сен-Мари чем-то вроде захудалой деревушки?

Ладно, это потом, а сейчас что я могу и чем готов воспользоваться? Особенно, если не забывать, что я теперь больше, чем паладин. Увы и ах. Паладин – это благородный рыцарь, безупречный во всех отношениях, неспособный к подлости, предательству, лжи, обману. Он творит благородные дела по свойствам своей благородной натуры, а уж такая у него от рождения или его таким воспитали благородные учителя, не суть важно.

Я же та свинья, что при взгляде на женщину мгновенно представит, что у нее под одеждой, что и как с нею можно проделать, но я любезно улыбаюсь ей и говорю возвышенно о поэзии и движении звезд, ни взглядом, ни словом не давая понять, что в первую очередь обратил внимание на ее сиськи и жопу. Я еще как могу подличать, это же норма в моем срединном королевстве, только там это обыденность и подлостью не считается, это так называемое выживание, однако поступаю по-паладиньи через «не могу» и «не хочу», а это куда более высокая цена.