Джон Норман - Гладиатор Гора

Но может быть, я ошибался? Может быть, в мужчинах остались еще черты бродяги и охотника? Возможно ли навсегда забыть трепет пойманной окровавленной добычи в руках или жгучее желание откинуть голову и завыть на луну в ветреную ночь?

— Как же человек может знать, есть ли у него мужское начало, если он никогда не выражал его? — язвительно поинтересовалась леди Джина.

— Я не знаю, госпожа.

— Пусть те, кто проявлял свою мужскую природу, решают сами, хотят ли они отрицать ее?

Я ничего не сказал на это, потому что не знал, что значит — по-настоящему быть мужчиной. Я боялся мужской природы. Предположим, я обрел мужественность. Как, вкусив однажды мясо, кровь и победу, смог бы я подавить обретенное право первородства?

Мужчины не должны быть мужчинами. Я знал это и не поднимал головы.

— Раб! — с насмешкой произнесла леди Джина.

Я стоял на коленях, со стальным ошейником дома Андроникаса на горле перед открытым ящиком для рабов. Наверху он имел два ряда колец, каждое крепилось на краю верхней крышки, через которые продевались длинные шесты для переноски. Позади, за Троном, стояли рабы-переносчики, огромные, мускулистые мужчины в ошейниках. Двое из них держали шесты, похожие на пики.

— Подними глаза, раб Джейсон, — приказала дрессировщица. — Посмотри вокруг себя.

Я огляделся.

— Как к тебе относятся, прелестный раб?

— С презрением, госпожа, — ответил я.

— Верно, — подтвердила леди Джина.

Это была правда. Даже рабы презирали меня, землянина, стоящего на коленях.

— Опусти голову, раб, — велела мне леди Джина.

— Слушаюсь, госпожа.

— Ты годишься для того, чтобы быть рабом, — презрительно сказала она.

— Да, госпожа, — подтвердил я, не понимая, почему она сердится. Казалось, я разочаровал ее. Но что свободная женщина хотела от того, кто был только рабом?

Внезапно, закричав от ярости, леди Джина принялась стегать меня плетью. Наконец, спустя некоторое время, она утомилась. Спрятав кнут за пояс, леди Джина приподняла за волосы мою голову.

— В тебе есть мужчина, Джейсон? — спросила она.

Я промолчал.

Дрессировщица улыбнулась.

— Засуньте раба в ящик, — приказала она.

Я заколебался.

— Ты повинуешься?

— Да, госпожа, — ответил я.

— Тогда — повинуйся.

— Слушаюсь, госпожа.

На коленях я заполз в ящик, с трудом поместившись в нем. Металлическая дверь закрылась. Запоры встали на место. Я прижался к стенкам железного контейнера. Слева и справа, на уровне глаз, в этих стенках оказались пятнадцать маленьких отверстий около полудюйма в диаметре, расположенных тремя горизонтальными рядами, по пять штук в каждом.

Я услышал, как два длинных шеста продели через ряд колец на крышке ящика.

— Доставьте его на рынок Таймы, — услышал я голос леди Джины.

— Будет исполнено, госпожа, — ответил Продикус.

Ящик подняли в воздух.

Опустив голову, я заплакал. Я был человеком с Земли. Я был рабом.

— Понюхай девушку, господин, — насмехалась рабыня.

Меня перевезли на рынок в ящике для рабов. Он был поставлен на камни рядом с лоханью, из которой поили закованных в цепи невольников. Мы находились на краю пространства, похожего на городскую площадь. Я отпрянул от отверстий в стенке, когда коричневая репсовая ткань, закрывающая восхитительно округлый низ живота рабыни, внезапно коснулась моего носа.

Она бесстыдно потерлась об отверстия, и я на самом деле почувствовал запах грязи и пота и горячий сырой запах женщины.

— Понюхай меня тоже, господин, — сказала другая рабыня, одетая в такую же коричневую репсовую ткань, и в свою очередь потерлась об ящик.

— Уберите свои грязные, вонючие маленькие тела! — зарычал Продикус.

Обе девушки засмеялись и, повернувшись, быстро и легко убежали прочь. Они казались восхитительными, в коротких туниках, с ошейниками. У одной туника была разорвана до талии с левой стороны. Они не стали дожидаться кнута Продикуса.

— Раб! Раб! — закричал маленький ребенок, стуча по металлическому ящику.

— Раб! Раб! — подхватил его товарищ.

По очереди они колотили по ящику. Внутри шум был болезненным. Затем дети убежали куда-то играть.

— Господин!

Я позвал человека, который проходил мимо, и прижался лицом к отверстиям.

— Скажите, пожалуйста, господин, — обратился я. — В каком я городе?

Прохожий плюнул в отверстия. Я быстро отпрянул назад и вытер щеку. Теперь я понимаю, что он был добр, потому что не велел избить меня. Я проявил большую дерзость, осмелившись заговорить с ним. Некоторых рабов убивали за такие поступки.

— Ты хорошенький? — услышал я женский голос и снова взглянул сквозь отверстия.

— Я плохо его вижу, — сказал другой женский голос. Две свободные женщины в покрывалах и платьях стояли рядом с ящиком. У них в руках были корзины.

— Ты хорошенький? — повторила свой вопрос первая.

— Не знаю, госпожа, — сказал я.

Она засмеялась.

— На какой рынок тебя направляют? — спросила ее спутница.

— На рынок Таймы, — ответил я.

Они посмотрели друг на друга и засмеялись.

— Держу пари, что ты хорошенький, — произнесла одна из женщин.

— Мой компаньон не разрешил бы мне иметь домашнее животное вроде тебя, — проговорила другая.

— Ты вполне ручной? — поинтересовалась первая.

— Он ручной наверняка, — отозвалась вторая. — Рынок Таймы известен ручными рабами.

Я не сказал им, что пришел из мира, в котором почти все мужские особи великолепно приручены, из мира, в котором мужчинам полагается гордиться своей безобидностью и сговорчивостью.

— Я не доверяю кейджерусам, — сказала первая женщина. — Они могут возвращаться в прежнее состояние. Можешь себе представить, как это было бы страшно, если бы какой-нибудь из них кинулся на тебя?

Вторая вздрогнула, но мне показалось, с удовольствием.

— Да… — сказала она.

— Представь только, что он мог бы заставить тебя делать.

— Да! — согласилась вторая.

— Он обращался бы с тобой, как будто ты чуть-чуть лучше рабыни.

— А может быть, как с простой рабыней, — сказала ее спутница.

— Как ужасно это было бы! — высказалась первая.

— Да-а, — согласилась вторая, но мне показалось, что под покрывалом и платьем она снова вздрогнула от удовольствия.

— Но если госпожа сильна, — проговорила первая, — чего ей бояться?

— Кого-то, кто сильнее ее, — заметила ее спутница.

— Я сильнее любого мужчины, — похвасталась первая.

— А что, если ты встретишь своего господина? — спросила вторая.

Первая секунду помолчала и затем заговорила:

— Я бы любила его и безответно служила бы ему.

— Прекрасные госпожи, — обратился я, — не могли бы вы сказать мне, в каком городе я нахожусь?