Робин Мак-Кинли - Красавица

– Выглядит очень красиво, – заметила я. К этому времени я уже знала, что его доброта искренна, как и его интерес к моему состоянию. Было весьма плохо с моей стороны жаловаться на дождь: стало заметно, что я становилась эгоистичной и испорченной, когда исполнялись все мои желания.

– Так туманно и загадочно. Прости, что я была так угрюма; конечно, здесь должен идти дождь, как и везде.

– Я подумал, что возможно, – нехотя проговорил он, – ты захочешь посмотреть замок этим утром, поскольку не можешь выйти. Кажется, ты много чего не видела.

Я кивнула и криво улыбнулась.

– Знаю. Почему-то никак не могу запомнить все коридоры, но как только я теряюсь, то повернув за угол, всегда нахожу свою комнату. Так что все равно ничего не запоминаю. Не подумай, что жалуюсь, – поспешно добавила я. – Просто я так легко теряюсь, что у меня нет возможности все хорошо рассмотреть, прежде чем… меня отправят домой.

– Я все понимаю, – сказало Чудовище. – То же самое раньше было и со мной.

«Две сотни лет, – подумала я, – наблюдать, как капли дождя медленно катятся вниз по сверкающему светлому мрамору».

– Но сейчас, полагаю, я довольно сносно ориентируюсь здесь, – продолжил он. Наступило молчание. Дождь просачивался в рыхлый песок на дворе и тот блестел как опал. – Есть ли что-нибудь здесь, что ты особенно хотела увидеть?

– Нет, – ответила я и улыбнулась ему. – Все, что ты захочешь.

С проводником, огромные комнаты, от избытка которых у меня все расплывалось перед глазами, в моменты моих одиноких прогулок, вновь стали ясно видны и полны удивительных чудес. Через некоторое время мы подошли к портретной галерее – первой, которую я увидела в замке; все картины, что я видела до этого, не изображали людей, ни в каком виде. Я остановилась, чтобы взглянуть на эти поближе. Мужчины и женщины были почти все прекрасны и все – благородны. Я мало знала о стилях и технике рисования, но мне показалось, что это была серия портретов, растянутая на продолжительный отрезок времени, возможно – несколько веков. Я заметила семейное сходство, особенно среди мужчин: высокие, сильные, с каштановыми волосами и карими глазами, немного печальной линией губ; у всех были отличительные черты – слегка изогнутая бровь, подбородок и плечи.

– Похоже, это семья, – сказала я.

Все они были написаны давно, казалось, этот клан перестал существовать долгое время назад.

– Кто они? – поинтересовалась я, пытаясь звучать непринужденно, изучая портрет красивой женщины, зеленоглазой и золотоволосой, с глуповатой пушистой собачкой на коленях; на самом деле я гадала, что за тайны скрыты в глазах мужчины.

Чудовище так долго молчало, что мне пришлось вопросительно посмотреть на него. Было сложно спокойно глядеть на него после того, как я любовалась красивыми и гордыми лицами на портретах.

– Это семья, которая владела этими землями тысячу лет: с начала времен, и до того, как были написаны эти картины, – наконец произнес он.

Таким же тоном он обычно отвечал на все мои другие вопросы, но в первый раз за несколько дней возникли грозовые нотки в его глубоком и резком голосе, и это напомнило мне, что он – Чудовище. Я вздрогнула и не смела задавать больше вопросов.

Я дольше всего смотрела на последнюю картину в длинном ряду: стена после нее была украшена резными спиралями и гобеленами, но портретов больше не было. На последнем холсте, который привлек мое внимание, был изображен красивый молодой человек, возможно, моего возраста; в одной руке он держал под уздцы гнедую лошадь, которая изгибала шею и била копытом. Было что-то ужасное в красоте этого мужчины, хотя я и не могла понять, откуда это шло. Рука слишком сильно сжимала поводья; блеск в глазах сверкал так, словно сама душа его горела в огне. Казалось, он уставился на меня в ответ, пристально следя за мной своими глазами; на других портретах, что здесь были, глаза были нарисованы просто и вели себя как и должны – равнодушно отказывались обращать внимание на публику. На мгновение я испугалась, но затем подняла подбородок и уставилась на портрет. Этот замок был странным местом, и возможно, ему не стоило доверять; но Чудовищу я верила – он не позволит какой-то мазне околдовать меня.

Я продолжала смотреть и невольно осознала, насколько красив был этот человек – с его кудрявыми каштановыми волосами, высоким лбом и прямым носом. Его подбородок и шея идеально сочетали в себе изящество и силу, он был широкоплеч и высок, рука на поводьях была хорошо сложена. Он был одет в бархат чистого сапфирового оттенка; белые кружева на его горле и рукавах оттеняли золотистую кожу. Красота его была неземной, даже среди этой привлекательной семьи; страсть на его лице возносила мужчину передо мной словно бога. Наконец я отвела взгляд, больше не испуганная, но пристыженная, понимая, что он смотрит на неразвитое курносое существо с землистым цветом лица.

– Что ты о нем думаешь? – спросило Чудовище.

Я вновь быстро глянула на картину. И подумала: «Художник был гением, потому что смог уловить этот огненный взгляд. Он, должно быть, смертельно устал, когда закончил; я измотана, посмотрев лишь несколько минут на конечный результат».

– Думаю, он умер молодым, – наконец ответила я.

Наступила необычная тишина, забрала мои слова, постучала, потрясла и погремела ими, словно они могли бы звучать как медные или серебряные монеты, а затем в отвращении забросила их далеко-далеко.

Я чувствовала себя так, словно слова Чудовища вырвали меня из тяжелого сна:

– Я провожу тебя в библиотеку.

Мы спустились вниз по одному пролету лестницы, Чудовище открыло дверь, встроенную в арку с колоннами. Я на мгновение обернулась, чтобы посмотреть через плечо: коридор с картинами превратился в нечеткие цветные тени. Но молодой мужчина на последнем портрете стоял у меня мысленно перед глазами, и это меня беспокоило. Я замешкалась, пытаясь выяснить причину, но храбрость покинула меня, как и тогда, когда я впервые взглянула на его красоту. Твердо сказав себе, что это лишь реакция на его необыкновенную физическую привлекательность, я легко вытолкнула его из своих мыслей. Я взглянула на Чудовище и обнаружила, что он смотрит на меня, держа одну руку на двери.

«Откуда ты появился? – подумала я. – Что произошло с прекрасной семьей, что владела этими землями еще до того, как были написаны портреты? Возможно, ты просто охраняешь вход, как Цербер? И какие еще чудеса ты хранишь из тех, что мне не видно?»

И тут храбрость предала меня в третий раз, потому что я вспомнила, кем была сама – всего лишь обычным человеком, далеко от дома и семьи, одна, за исключением огромного Чудовища, которое стояло рядом и в чьей власти я находилась, не зная как долго все это будет продолжаться. Я вновь испугалась, уставившись на Чудовище, в страхе, который испытывала в первую ночь здесь; но затем у меня словно пелена спала с глаз. Он был здесь не страшным хозяином, но моим другом и спутником в этом полном колдовства замке. Ему тоже пришлось искать свой путь в лабиринте комнат и коридоров, которые теперь пугали меня; ему пришлось научиться заклинаниям на незнакомом языке. И когда он посмотрел на меня, я поняла, что глаза его были добрыми и немного обеспокоенными, хотя больше ничего прочесть по его лицу я не смогла. Я улыбнулась ему, позабыв о красивой семье, затем развернулась и прошла в дверь.