Сборник - Мир фантастики 2010. Зона высадки

– Награждают не наги,– напомнил Биток.– Смерты сами выбирают достойных.

Леприца отложила книгу и кивнула Битоку на койку напротив своей:

– Присаживайся.

– Спасибо, командир.– Койка скрипнула под весом его тела.– Что-то я не пойму, ночь тут у вас, что ли?

– Ночь по бортовому времени,– ответила Леприца.– Это имеет значение?

– Да как-то не привык по ночам кушать,– пожаловался Биток.– А у нас там полдень. Может, составишь компанию? В смысле пообедать?

– Почему нет? Разносолами, сам понимаешь, в карантине не балуют.

Биток вскочил, поставил тумбочку между койками и подошёл к лабораторному шкафу.

– Так. Пожалуй, это нам подойдёт...

Он принёс высокий фарфоровый кристаллизатор, поставил его перед Леприцей и вернулся к шкафу. Леприца не удержалась и приподняла крышку кристаллизатора: в лицо дохнуло паром и запахом печеной курицы.

– В ананасовом соусе, с грибами и анчоусами,– сказал Биток, возвращаясь на своё место.

В руках у него были колба с ярко-жёлтой жидкостью и два мерных четвертьлитровых стакана. Сержант поставил посуду на тумбочку рядом с кристаллизатором, уверенно наполнил стаканы и отставил колбу в сторону. Леприца обратила внимание, что уровень жидкости в колбе не понизился.

– Приятного аппетита,– сказал Биток.

– И всё-таки, сержант, как ты?.. здесь?

– Той же дорожкой, лейтенант,– спокойно глядя ей в глаза, ответил Биток.

– Но мы уже двое суток в подпространстве,– заметила Леприца.– И у меня от достоинства – ничего, а ты, я вижу, вполне свеж...

– Это потому, что твоё достоинство от любви, а у меня оно от ненависти. Как я тебя предал, аборигены сложили два и два и сообразили: что я – это сатана и есть. Пришёл, значит, в их мир с рожей поганой, а чтобы отвлечь внимание, подвесил свой зуб на небе. Потом тебя околдовал, чтобы ты дворец царика порушила, а как ты в себя пришла – предал. Самым что ни на есть гнусным образом. Так что ненависть ко мне всепланетная, и посильнее любви к тебе будет...

– А почему так долго?

– Да всё из-за друга нашего, Корнелиуса.– Биток задумчиво поиграл стаканом, глядя, как жёлтая жидкость тягуче и неохотно пыталась поспевать за движениями стенок ёмкости.– Цитадель его и впрямь глубока, и узилищ много...

– И зачем он тебе был нужен?

– Так ить спор у нас с ним неоконченным вышел, командир. У кого фантазии крепче...

– И как? Он согласился с твоей победой?

Стакан в руках Битока замер.

– Не знаю,– неуверенно сказал сержант.– Ну, он так... кивнул головой.

– В том смысле, что говорить уже не мог? – безжалостно уточнила Леприца.

– Ну, да. Попробуй что-то скажи, когда полный рот шерсти...

– Ага...– Леприца уже без всякого аппетита взглянула на курицу.– Ну, а сюда зачем пожаловал? Составить мне компанию в карантине?

– Нет. Предложить вернуться на планету. Задачу-то мы не выполнили: архипелаг, разлом на континенте... Кроме того, сдаётся мне, командир, что провести остаток жизни в качестве подопытного кролика – сомнительное удовольствие.

– Я уже думала об этом. Что может быть противней? Когда ценность твоя не в том, что ты можешь, а в том, что ты имеешь: в костях и мясе. Как топ-модель...

– Только топ-моделям хоть иногда пытаются доставить удовольствие...– подсказал Биток.

– Ты не ответил,– напомнила Леприца.– То, что мы оба теперь «с душком», навечно будет записано в личном деле. Мы теперь пожизненно в карантине...

– Я в этом не уверен. Файлы компьютера я уже почистил. Всё, что комп «помнит»,– это то, что оставил десант по его просьбе на поверхности. Что же касается «галлюцинаций» экипажа относительно твоего... гм, необычного прибытия на борт... Они будут молчать, командир. Если не хотят сами век сидеть под наблюдением.

– Наш челнок...

– Всё восстановлено, командир, даже огнетушители...– Биток погладил ладонью лицо.– Как задание выполним, сами выйдем на орбиту и будем дожидаться АСС.

– Но смерть пластика...

– Пластик денатурирует под воздействием экстрасенсорики варваров, командир.– Биток глянул на пластиковый переплёт книги Леприцы, и тот влажно заблестел, съёживаясь и морщась, расплываясь большим чернильным пятном.– Но мы-то цивилизованные люди? Когда знаешь причину, легко предотвратить следствие.

Он отвёл взгляд в сторону. Переплёт книги тут же принял обычный вид.

– Но как же мы вернёмся, Биток? – Леприца сделала едва заметное ударение на слове «мы».– Нагия не позволяет перемещать кого-то, да ещё из подпространства...

– Это потому, что смерты до знакомства со мной не знали, что такое ненависть. По всей видимости, ненавидеть меня у них лучше получается, чем тебя любить...

– Впрочем, как и у нас,– задумчиво сказала Леприца.– Так что? Полетели?

– Ну, нет, командир,– заулыбался Биток, запуская руки в фарфоровый кристаллизатор к курице.– Не знаю, чему там у вас в академии учат, а у нас на флоте еду не оставляют...

Черт, как это у них называется? У-ком? А фамилия нужного нам товарища? Запискин?

– Уком на Николаевскую переехал,– охотно объяснил служащий, с виду – железнодорожник, к которому обратился Георгий за разъяснениями.– Это тебе в центр надо. Товарищ Засыпкин? По продовольствию? Так это прям здесь. Видишь, вагоны под загрузку стоят? Дойдешь до них, свернешь в улицу. Ровно пять минут ходьбы от крайнего рельса. Там еще часовой у подъезда торчит.

Часовой, отставив винтовку, сидя спиной к крыльцу, чистил картошку, стряхивая длинные ленточки шелухи себе на сапог. На очистки косился белый гусак, но не решался приблизиться.

Надо же, гусь. Живой. Жирный. В свободном фланировании по утоптанному, без единого стебля травы, двору.

Еще один фланер, но уже другого класса существ, явно не пролетарий, но всем своим видом пытавшийся сойти за него, прошел по противоположному тротуару и свернул в другие дворы. Преувеличенно беспечно, излишне настойчиво насвистывая навязший в ушах мотив. Который только что, слышал Георгий, гармонист на вокзале наяривал. Что, тоже с вокзала шел? За мной?

Часовой на Георгия не обратил внимания. Заходи, расстреливай советскую власть. Георгий вошел.

В помещении было всего две двери. На левой висел замок. Правая была настежь распахнута. Человек в солдатской, не однажды усердно стиранной гимнастерке, сидел за конторским столом и смотрел на дверь. Вероятнее всего, он Георгия еще в окно увидел. Подойти, что ль, руку пожать? Как у них нынче принято?

– Не вы ль председатель всего этого? – спросил Георгий.

– Засыпкин. Заведующий. Геннадий Егорыч. Чем могу?

– А я Егор Геннадьевич. Первач.

– А-а... Товарищ Первач! А мы тебя только завтра ждали!

Заведующий встал, Георгий тоже шагнул навстречу. Рукопожатие, таким образом, состоялось.