Сборник - Мир фантастики 2010. Зона высадки

Это, верно, о продотряде они. Настроение балалаечное. Не сомневайтесь, смейтесь, это смешно. Сами-то чем не упыри, морды пухлые?

– Что ты молчишь, пришелец? Выкладывай, с чем пожаловал.

– Пришел объявить нашу вину, воитель?

Может этот, с ужимками, милейшего Викентия убивал? А тот, припухший, Валерию Александровну? В упор не пойму, что за рожи у них? Что у этого народа на роже написано? Иностранцы, чистые иностранцы. Кажется, это Достоевский про них – устами Порфирия.

Из церкви вновь показался поп, собравший народ для каких-то своих толков. Опоздал, долгогривый. Вначале, конечно, слово. И слово будет мое.

Он опустил планку, сняв затворную раму с предохранителя. Обвел глазами собравшихся, выбирая, кому умирать. Кого – в первую пулеметную очередь? В шеренге было бы аккуратней. И палачу сподручней: больше бы прихватил. Справа подушно по одному. Чтоб неповадно было. И ныне, и присно. И здесь, и окрест. Пожили, попили, попотели. Трутни-труженики, гнётом гнутые. Иль не чуете конца света? А я чую. Был мне гундосый глас.

Он краем глаза отметил у церкви небольшое движение. Это священник сделал в его направлении шаг. Догадался с полной определенностью, что воспоследствует. Помедлил и решительно зашагал в его сторону.

Лицо белое. Ряса черная.

Невозможный контраст.

Ветерок пробежал вдоль улицы, взметнув пыль. Однако выпустить по стоящим людям очередь оказалось труднее, чем Георгий воображал. Петух, взлетев на плетень, смотрел на него насмешливо. Белолобое облако заходило с запада. Ветер змеем обернулся вокруг ветлы и взвился ввысь.

– До морковкина заговенья будешь тянуть? – поторопил его мужик в гимнастерке голосом, в котором слышалась издевка.

Георгий поднял пулемет, подхватив под кожух левой рукой. Грянул выстрел, сорвав с ветлы стаю ворон. На долю секунды ему показалось, что пулемет выстрелил самостоятельно, без его участия, в то время как палец еще не успел коснуться курка.

Магазин, однако же, не шелохнулся. Пулемет не дрогнул. Да и невозможно из него одиночными. Разве что неисправный рычаг подачи не обеспечивает досылку патронов. Разве что этот Рахимов нерадив настолько...

И тут же, перебив эту мысль, грянул второй выстрел, а вслед за ним из-за дома, закрывавшего часть улицы, вынырнул и стрелок, мча параллельно ряду домов, пригибаясь, оглядываясь, держа несколько на отлете винтарь.

Был он бос, диковато, по православному бородат, в длинной посконной рубахе, горбом вздувшейся на спине, и драпал, охваченный неподдельным ужасом. Так, словно за ним чертова сотня гналась. Не исключено, что до горячки допился,– подумал Георгий, глядя, как стрелявший посылал пулю за пулей вдоль улицы, по которой бежал. Той, что в сторону усадьбы вела. Вот он опять обернулся, пятясь, поспешно передернул затвор и выстрелил в свору чертей, видных ему одному.

Люди замерли в полном молчании, взирая на бегущего. По внезапной обреченности в позах и лицах, по мертвенной бледности этих лиц Георгий понял, что надвигается нечто такое, чему в языке и названья-то нет. И этот ужас перед неведомым был столь заразителен и могуч, что на краткое время сковал не только его движения, но и мысли. Он утратил способность соображать и полноценно воспринимать действительность, замороженное зрительное восприятие делало картинку статичной – шеи и затылки толпы, мужик с разинутым ртом, платок, сорванный ветром с какой-то из баб и замерший в воздухе. Остался лишь слух, доводящий до съёжившегося сознания шелест ветра в ветвях да обиженное воронье карканье.

Ему стало мгновенно ясно, что ни угрозы властей, ни его собственные мстительные намерения ни в какое сравнение не идут с тем источником ужаса, который грядет.

Первое, что отметило обострившееся обоняние, когда чувства вернулись к нему, был запах тления.

Картинка сдвинулась. Кто-то, пригнувшись, улепетывал вдоль плетней. Мужик, остановивший бег метрах в ста от толпы, в одной и той же последовательности тыкал перед собой штыком, словно крестил острием неприятеля. Все же прочие не шелохнулись, покорные неизбежному.

И тут Георгий увидел движение, против которого этот штык был выставлен. Движение было обозначено роем мух, метавшихся метрах в пяти от мужика. Яростное жужжание насекомых было слышно даже на таком расстоянии, и создавалось впечатление, что их гораздо больше, чем видится. Он вспомнил про оптическую воронку, про невидимых тварей, возможность существования которых – упырей, инопланетян, воронок – не далее как сегодня утром возбуждала смех.

Люди продолжали пребывать в неподвижности и молчании, покорно ожидая каждый своей участи. О Георгии совершенно забыли. Словно его не стало. Словно именно он был не от мира сего, а не это невидимое существо, облепленное тучей мух, тоже частью невидимых. И тогда уполномоченный напомнил о себе. Или это само получилось – безо всякого воления с его стороны. Но только пулемет в его руках вдруг заработал, разорвав тишину, взметнув пыль у дороги,– он чуть приподнял ствол.

Эти секунды, в течение которых он опустошал магазин, растянулись в его сознании до минут. Он слышал – хотя по всем законам акустики слышать не мог – как пули пронизывали плетень, вонзались в ветлу, в скопище мух, в жужжанье, в шевеленье и во что-то еще – со звуком, похожим на чавканье.

И тут же что-то впилось в его мозг – мистично, беззвучно, телепатически – словно сработала вспышка в голове, словно в его сознанье на мгновенье ворвался Чужой, оставив клочок информации, которой словесного соответствия не было, разве что весьма приблизительная и нецензурная аналогия, исполненная боли, ярости, недоумения – короткий импульс с затухающей амплитудой: твою мать... мать... ать... В то же время судорогой потянуло руку, словно предсмертное содрогание существа передалось и ему. Он опустил, не в силах держать, пустой пулемет, вернув его в прежнее – к ноге – лишь придерживая за рукоятку управления огнем. Хотя мог бы, мелькнула мысль, отбросить его теперь за ненадобностью. Но едва успел он это подумать, как пулемет вырвало из его руки (словно железной дубиной по железу ударили), едва не вывихнув ему кисть. Этот ответный удар, исходящий от издыхающего существа, произошел совершенно беззвучно, бесследно – ни грома, ни молнии, ни каких-то иных следов траектории или звукового сопровождения вместе с ним не последовало. Только рука отнялась до плеча. Да запах металла и горелой смазки завис в воздухе. Пулемет валялся в трех-четырех шагах, кожух его был измят и прожжен, а сквозь прореху серебрился металл радиатора.

Надрывный, как водится, вопль – Уби-и-ли! – вывел Георгия из оцепенения, встряхнул и привел в чувство.

Жертв среди населения не оказалось. И даже мужик – тот, что с винтовкой,– спас себе жизнь. Вонзив в землю штык, опустившись рядом на корточки, он тупо смотрел перед собой, забывая отирать пот, струившийся по лицу, и, казалось, ни запахов, ни упыря, распростертого в наглядном виде неподалеку, не замечал.