Тиа Атрейдес - Дети Грозы

Слухи о странном происшествии в банке, достигшие ушей Мастера немногим позже, чем он опустил доложившего об успешном выполнении задания Свистка, заставили его насторожиться. И когда стало ясно, что Седого Ежа не дождаться, Мастер позвал уже обоих учеников, несмотря на то, что в заказе должен был участвовать один Свисток.

235 год. Канун Праздника Каштанового цвета.

Суард.

С раннего утра столица бурлила, гомонила и ждала. Со всей Валанты и даже из соседней Ирсиды съезжались менестрели и фокусники, акробаты и жонглеры. Торговцы спешили заключить сделки, свозили в столицу невиданное количество товаров и продавали втридорога залежалые остатки всего, что могло сойти за праздничную мишуру. Капитан Труст муштровал городскую стражу, дабы не посрамить гордое звание городской гвардии на предстоящем параде. Старшины гильдий придумывали речи и готовили подарки, надеясь превзойти соседей роскошью и изобретательностью.

Солнце в этот день сияло особенно ярко, птицы пели удивительно слаженно, будто вчера репетировали вместе с музыкантами. Деревья и цветы благоухали свежестью, словно домохозяйки заодно с окнами, дверьми и балконами помыли и почистили всю растительность. Каштановые аллеи украсились горделивыми розовато-белыми конусами, окутывая весь город нежным, сладким ароматом.

На каждом фонарном столбе и дереве, балконе и водосточной трубе — везде, где только возможно — развевались флаги, красовались венки и цветочные гирлянды, прятались до вечера разноцветные бумажные фонарики. На площадях артисты начинали подготовку к представлениям. По улицам катили тележки торговцы, зазывали на пирожки и сласти. Празднично одетый народ выплеснулся из домов — веселиться. Всё это людское столпотворение кричало, пело и улюлюкало под сопровождение скрипок и трещоток, барабанов и свирелей, чириканья и ржания…

Свежеиспеченный ученик менестреля устроился на толстой ветке одного из растущих вдоль улицы Согласия каштанов. Он предусмотрительно запасся пирожками, и теперь уплетал их, поджидая друга и наблюдая за суетой на площади.

Перед ратушей мастеровые спешно заканчивали украшение помоста, на котором уже рассаживались старшины:

— Заноси! Левее! Безрукие, чтоб вас!

— А я говорю, сюда! Вот и старшина подтвердит.

— Ничего подобного!

— Да что ж вы столпились посреди дороги? Разойдись!

— Куда?! Ротозеи! Кто велел трибуну сюда? Ну-ка, разворачивайтесь!

Рядом настраивал инструменты городской оркестр. На главной улице, ведущей от ратуши ко дворцу, занимали места горожане, на балконы выносили стульчики для знатных дам. Разносчики бойко торговали флажками королевского ультрамаринового цвета, свистульками, хлопушками и прочей ерундой, необходимой в день праздника. Городская стража строилась вдоль улицы. Над сумбурным гомоном толпы взлетали голоса:

— Капитан! Капитан Труст! Значки забыли!

— Мама, мама, купи петушка! Ну купи! Ну мама-а!

— Где барабанщик? Где барабанщик, я вас спрашиваю?! Где? Тащите — он у меня вмиг протрезвеет!

— Пожалуйте сюда, достопочтенный Феллиго! Да не обращайте внимания на этих олухов! А вы что встали? Вон отсюда! Присаживайтесь, достопочтенный!

Расталкивая работников, младший клерк городского магистрата, лебезил перед богато одетым горожанином. Старшина контрабандистов, нарядившийся в бархатный камзол и берет с белоснежным пером, шествовал к своему месту на скамье и чинно кивал собравшимся коллегам.

Заприметив его, Хилл захихикал. Достопочтенный? Славный на весь Суард проныра и мошенник? Правда, от прочих надутых индюков, старшин законопослушных цехов, внешне седой головорез не отличался.

— А кому единорог сахарный, королевский?! Кому лимонаду мятного?! Подходи, налетай!

— Да не толкайтесь вы!

— Дорогу! Дорогу сиятельному шеру!

— Равняйсь! На караул! Чтоб вас демоны забрали, гули криворукие! Кто так алебарду держит?! Разжалую! Вурдалаков вам в глотку! Равняйсь! Смирррна!

— Какие полмарки, глаза твои бесстыжие! Чем красил-то, признавайся? Два динга!

— Сударыня, сударыня, а не вы ли обронили? Не пожалейте медяка хромому калеке! Медяк, говорю, дайте! Глухому!

— А ну пошел отсюда, ослиное отродье! Не твое место — вот и убирайся!

— Люди добрые, да что ж это делается! Средь бела дня обокрали! Стража! Эй, стража!

— Смиррна! На караул!! Держать строй, недоноски орочьи!

— Да подавитесь вы! Два динга! Даром бери, даром! И иди отсюда! Послал Хисс на мою голову…

— Позвольте от лица верноподданных преподнести… а! Гоблина тебе в суп! Куда прешь, тролль безглазый! Не видишь, тут уже поставлено? Вниз, вниз её! Демоново отродье… от лица верноподданных членов Гильдии кожевенников и дубильщиков преподнести Вашему…

Отчаянно стучали молотки, скрипели колеса тележек. Над площадью разносились запахи жареных ракушек и печеных яблок, свежих пирогов и сладких тянучек. И одуряющее пах каштан, словно Хилл сидел не на ветке, а на бочке контрабандных духов.

Среди гудящей толпы изредка мелькали знакомые лица, у которых сегодня был самый что ни на есть рабочий день, а так же вечер и ночь. Лягушонку Мастер запретил набивать карман за счет праздношатающейся публики, и ему оставалось только с высоты взирать на коллег. Взирать молча Хиллу не нравилось, но брат запаздывал, и некому было оценить его острый язык. Что было особенно обидно — совсем рядом юный прохвост Игла примеривался к кошелю мастера-ювелира. Тот, увлеченный охмурением девицы в изумрудном корсаже, не замечал ничего вокруг.

— Несомненно, душенька! Только в моей лавке. Уже сорок пять лет королевская семья…

Конечно, самодовольный павлин заслуживал кары небесной в лице шустрого воришки. Если бы только воришкой был не Игла…

— Ай! Что это? Кто посмел! — завизжала девица, прижимая руки к груди. — Исан, что ты делаешь?

Пронзительный вопль заставил отшатнуться Иглу, уже дотянувшегося до вожделенного кошеля. Ювелир, маслено улыбаясь, вытащил из ложбинки меж рвущихся на свободу грудей душеньки абрикосовую косточку и грозно оглядел нависшие над толпой балконы. Но злоумышленника не обнаружил. Зато испортил Игле охоту — толпа вокруг забурлила, народ вслед за ювелиром начал оглядываться в недоумении.

Хилл, любуясь на устроенный балаган и недовольную физиономию коллеги, доедал последний абрикос. Косточка догнала Иглу, пробирающегося сквозь толпу в более благоприятное для поживы место, и стукнула по макушке. Тот обернулся, готовый к нападению, недоуменно обшарил взглядом окрестные балконы и деревья… но белобрысого хулигана, надежно скрытого цветущими ветками и гостеприимной Тенью, не увидел.

Время близилось к полудню, бургомистр уже забрался на трибуну и нервно переминался с ноги на ногу. Народ тесно набился вдоль домов, балконы грозили обвалиться от количества разодетых и украшенных наподобие новогоднего дерева благородных ротозеев.