Тиа Атрейдес - Дети Грозы

Через главные ворота всадники не поехали, свернув на Дворцовой площади налево, вдоль стен. По знаку лейтенанта Диена их пропустили через боковой вход, охраняемый ничуть не хуже, разве что гвардейцев снаружи было шестеро, а не две дюжины. За стеной обнаружился парк с фонтанами, беседками и скульптурами, с прямыми аллеями и стрижеными в виде различных фигур деревьями. По дорожкам между двухэтажными жилыми зданиями степенно прогуливались придворные и спешили дворцовые прислужники, проезжали конные и маршировали пешие императорские гвардейцы — и все, словно сговорившись, не замечали новоприбывших.

К удивлению юного Маргрейта, измотанного долгой скачкой и неопределенностью (страшноватое существо, некогда бывшее его сводным братом, за все пять дней пути сочло нужным сказать Дайму не более десяти слов) ему не дали ни привести себя в порядок, ни передохнуть с дороги. Так же быстро, целенаправленно и без малейших объяснений Диен велел ему спешиться около одноэтажного флигеля с высокими витражными окнами. Это место вызвало у Дайма невольную дрожь обилием магических потоков. Сиреневые и голубые, с вкраплениями алого и белого, они недвусмысленно свидетельствовали о силе обитающего здесь мага.

Невзирая на усталость, Дайм с любопытством осматривался. Светлый вестибюль, с минимумом мебели и обилием живых цветов, широкие коридоры с белыми резными дверьми и картинами в тяжелых бронзовых рамах… Не похоже на жилище мага. Скорее консервативного влиятельного царедворца, по каким-то причинам пренебрегающего охраной и слугами — по дороге до кабинета им не попалось ни одного человека.

Лейтенант Диен не стал заходить вместе с баронетом. Распахнул одну из дверей и кивком велел пройти.

На обстановку кабинета Дайм уже не обращал внимания. Он видел перед собой только средних лет русоволосого мужчину, одетого в старомодный темно-серый камзол с бархатными отворотами. Он мог бы показаться заурядным придворным, но заполнившая комнату аура подавляла и ошеломляла сиянием разума, воздуха, жизни и огня.

Его Светлость Шарьен — невозможно было не узнать обладателя столь редкого сочетания стихий — радушно и приветливо улыбнулся гостю. Улыбались и губы, и все скуластое лицо, и пронзительные старые глаза. От этой улыбки Дайма окутало теплом и покоем, словно он вдруг вернулся домой… но тепло это, окрашенное лиловым, обволакивало, проникало внутрь и лишало воли к сопротивлению. Но Дайм и не собирался сопротивляться. Что толку? Да и зачем? Если глава Конвента хочет узнать, что делается в голове у юного мага-недоучки, кто помешает ему?

— Здравствуй, Дайм. — Голос магистра лишь усилил наваждение. — Рад встрече с тобой.

— Здравствуйте, Ваша Светлость. — Дайм поклонился, с трудом преодолевая головокружение.

— Ты прямо с дороги. Ох уж эти военные… — Маг покачал головой. — Присаживайся вот сюда, к огню.

С видом заботливого дядюшки светлый усадил Маргрейта в кресло около мраморного камина, полного разноцветных языков пламени, сам устроился напротив и щелкнул пальцами. Тут же рядом образовался столик, сервированный к чаю: пирожные и тарталетки, конфеты и ароматные булочки, чайники и чашечки тонкого фарфора. В животе у Дайма забурчало, напоминая о давно миновавшем скудном обеде в придорожной таверне.

Магистр, казалось, обрадовался его смущению.

— И не покормили ребенка… прошу к столу. — От улыбки Его Светлости растаяли бы льды Вечной Ночи. — Безе, мои любимые. Рекомендую.

Отправив в рот крохотное воздушное пирожное, светлый принялся командовать посудой. Повинуясь легчайшим движениям магических нитей, затанцевали чайники с чашками, наполняя комнату чудесным запахом цветочного цуаньского чая.

— Кушай, мальчик, не стесняйся. А я пока расскажу тебе кое-что. Эти вояки… от них слова не дождешься.

Дайм, занятый дегустацией вкусностей, попытался ответить, но маг прервал его, махнув рукой.

— Молчи и ешь. Вот, попробуй ещё апельсиновый чай. Мой личный рецепт. — Заговорщицки подмигнув, маг направил к Дайму ещё один чайничек, благоухающий горьковатыми травами и цитрусом. — Вкусно? Ну то-то же.

Попивая чай, магистр рассказывал Дайму всякие разности, словно к нему в гости зашел любимый племянник, которого следует немедленно заманить в ученики. Говорил о магии, о политике, о столичной жизни — обо всем на свете, кроме того, что интересовало баронета. О будущем гостя маг не заикнулся. Но Дайм готов был подождать — раз маг соизволил строить из себя добрячка и беседовать о созависимости цвета и стихии, значит, что-то ему нужно от императорского бастарда, кроме как превратить в седьмого бездушного голема с именем-руной Ешу.

— Зеленый — единственный, недоступный людям. Чистокровным людям. Все потомки эльфов владеют магией природы и обладают иммунитетом к разуму, но остальные стихии им неподвластны. Отчасти из-за смешанных браков магически одаренных людей становится все меньше. Достаточно малейшей примеси гномьей крови, чтобы полностью исключить возможность стихийного дара, или эльфийской до пятого колена, чтобы природа вытеснила все остальные цвета.

Магистр рассказывал давно известные вещи, но Дайм слушал с интересом. Мэтр Хеуск, имеющий весьма слабый дар, по большей части ограничивался в обучении юного баронета теорией, а глава Конвента показывал живые картинки. Он поместил над столом фигурку человека, окутанную разноцветными оболочками — изнутри сияющей белой, сиреневой и дальше по цветам радуги, а снаружи черной. Маг гасил некоторые из оболочек, объясняя, как стихия выбирает носителя. По словам магистра выходило, что чем ближе по спектру располагаются цвета, тем сильнее маг и тем легче ему управлять потоками. За единственным исключением — магам, имеющим в спектре ауры желтый цвет искусства, с равной легкостью подчиняются любые другие цвета, вплоть до самых редких, крайних сочетаний. Но маги искусства рождаются в десятки раз реже остальных.

Особенно интересно магистр Шарьен объяснял, чем отличаются светлые, темные и сумрачные маги. До сих пор Дайм считал, что маги Сумерек — всего лишь древняя легенда. Но Его Светлость утверждал, что маги Грани, как иногда называют сумеречных, хоть и очень редко, но появляются. Просто распознать их сложно, и слишком часто они успевают сделать окончательный выбор до того, как осознают принадлежность Сумеркам. Откровением же для Дайма стали другие слова магистра Шарьена:

— Пусть сотня авторитетных исследователей утверждает, что у светлых и темных нет выбора. Ерунда. Врожденная склонность чрезвычайно сильна и практически всегда непреодолима. Но в любом темном есть хоть отблеск Света, как и в любом светлом крупица Тьмы. Это больше богословский вопрос, нежели практический. Два лика божества, брат и сестра, Тьма и Свет не могут существовать отдельно. И мы, люди и маги, изначально находимся между ними.