Тиа Атрейдес - Дети Грозы

Постепенно Дайм начинал понимать, зачем магистр затеял лекцию о сущности магии. Если та фраза в письме Императора значила именно то, на что он надеялся, ни одна, самая малейшая крупица информации о внутренней политике Империи и отношениях между светлыми и темными не будет лишней. Баронет прочел достаточно книг, чтобы представлять себе и причины возникновения Империи, и основу её стабильности — равновесие между Тьмой и Светом, жесткие законы, не допускающие темных магов к верховной власти и ограничивающие их притязания участием в Конвенте, преподаванием в Академии Магических Искусств и частной магической практикой.

Закон, предусматривающий строжайшее наказание, вплоть до полного лишения дара за любое магическое воздействие на членов королевских фамилий всех семи провинций, высшую аристократию, военачальников и государственных чиновников, был придуман будущим Императором вместе с предшественником магистра Шарьена, Его Светлостью Серджи Рахманом, первым главой Конвента. Закон о Магии создавался специально для того, чтобы лишить темных возможности напрямую влиять на политику. Запрет касался и светлых, но их фактически не ограничивал — в королевских фамилиях если и рождались маги, то только светлые, и права наследования за ними сохранялись. Закон разве что не позволял магу занять пост регента при несовершеннолетнем короле, но власть и должности были для светлых скорее обязанностями и ответственностью, нежели предметом стремлений.

Собственно, именно Законы о Магии и о Династиях явились основным стимулом объединения независимых ранее государств под рукой Императора Кристиса две сотни лет назад. Немало государств ранее пострадало от произвола тёмных. Король давал подвластным территориям защиту и благословение именем Светлой Райны — и, стоило государству остаться без законного правителя, Сестра отворачивалась до тех пор, пока престол не занимал отпрыск одной из соседских династий.

Печальный опыт Ирсиды, за пятнадцать лет владычества темного Сиджа, магистра Школы Однглазой Рыбы, заполоненной бесплодными песками, показался соседям-королям достаточно веским аргументом в пользу единства. Кроме Закона о Магии и Закона о Династиях, Лерис Кристис ввел законы о единой имперской армии, объединив войска всех восьми стран, и законы о торговле и пошлинах, чем завоевал сердца и военных, и купцов, и простых людей — кто же не обрадуется сокращению налогов и укреплению безопасности? Со времен возникновения Имперского Флота даже пираты с Полуденных островов, до того регулярно грабившие приморские города и деревни Валанты, Ирсиды и Умлата, притихли и перестали появляться в виду берега.

В отличие от великих завоевателей прошлого, первый Император не разорял будущих подданных и не вел кровопролитных войн. Единственной кампанией, поспособствовавшей появлению Империи, было изгнание Школы Одноглазой Рыбы из той же многострадальной Ирсиды и восстановление на престоле законного наследника свергнутого короля.

С тех самых пор Империя не вела войн и не знала серьезных мятежей или бунтов. Но видимое спокойствие вовсе не означало спокойствия действительного. И магистр Шарьен, глава имперского Конвента магов, вовсе не из врожденной доброты воспротивился превращению самого младшего сына Императора в ещё одного бездушного голема-телохранителя. Светлый не без основания рассудил, что маг императорской крови весьма пригодится ему в политических играх и в вечном противостоянии с собственным заместителем, темным Пауком Тхемши.

Тогда, одиннадцать лет назад, Дайм мог лишь догадываться, в какие игры втягивает его добрейший магистр. Теперь же он знал.

Знал досконально причины столь не свойственного Императору великодушия.

Знал и то, что снова ответил бы на предложение отца согласием.

После беседы с магистром Шарьеном молчаливый слуга — все же от слуг глава Конвента не отказался — проводил юного баронета Маргрейта в комнату. Дайм уснул, едва забравшись в постель. Ему уже было все равно, от усталости или заботой магистра. Думать он все равно уже не мог.

Утром, сразу после завтрака, принесенного тем же слугой прямо в комнату, баронета снова отвели к магистру, но на сей раз не в кабинет, а в небольшой сад, примыкающий к павильону. Если бы Дайма интересовало хоть что-то, кроме вчерашнего разговора, он бы поразился красоте и разнообразию любовно ухоженных экзотических растений. Под прозрачным зимним небом тропический сад выглядел странно — ни купола оранжереи, ни ограждения. Просто свежая зелень внезапно сменялась заснеженными пихтами и можжевельником.

Магистра Дайм застал за созерцанием порхающих над ярким большим цветком бабочек. Сегодня, при свете дня, Его Светлости можно было дать на вид несколько больше, чем накануне. Он выглядел лет на пятьдесят — раза в четыре младше, чем на самом деле.

— Присаживайся, мальчик.

Маг похлопал ладонью по деревянной скамье рядом с собой, не отводя взгляда от цветка и бабочек.

— Смотри. Это omna dagesnmin, растет на южных островах архипелага. Нравится?

— Да, красивый цветок.

— Хочешь дотронуться?

— Нет, — не задумываясь, ответил Дайм. Сиренево-розовые лепестки с сочными перламутровыми прожилками казались странно холодными и липкими, но при этом притягательно прекрасными.

— Почему?

— Он… чужой. И странный.

— Смотри внимательно.

Магистр кивнул на бабочку, подлетевшую к цветку совсем близко. Гладкие лепестки на миг словно покрылись рябью и испустили волну сладкого аромата, словно чувствуя приближение гостьи. Цветок раскрылся, приглашая — и, едва лапки коснулись ярко-малиновой серединки, захлопнулся.

Дайм смотрел не отрываясь, как бьются сомкнутые лепестки, как успокаиваются. Как раскрываются вновь, ещё более яркие и прекрасные, покрытые изнутри бархатной пыльцой.

— Как ты думаешь, кто создал его? Тьма или Свет?

Дайм покачал головой — он не знал, что ответить. В цветке не было магии, ни темной, ни светлой, лишь красота и обман.

— Не знаешь… или догадываешься?

Маг заглянул ему в глаза. Очень серьезно и внимательно — и Дайм усомнился, что магистру всего двести лет. На миг показалось, что за человеческой оболочкой прячется нечто вечное, мудрое и бесконечно далекое, как свет звезд.

— Вместе?

— Молодец, мальчик. — Магистр улыбнулся, развеивая наваждение. — Это просто цветок. Не добрый и не злой, не темный и не светлый. В нем есть все, как и в каждом из нас.

Маг протянул руку, и на ладонь к нему села бабочка. Желтые, резные, с разноцветными пятнышками и синей каемкой по краю, крылья медленно складывались и расправлялись, тоненькие усики шевелились.