Карен Миллер - Утраченная невинность

— А если не подчинятся?

— Тогда — да здравствует король Конройд, — мрачно ответил Гар.

Эшер посмотрел на жемчужно-белый Погодный Глаз.

— Боль будет сильная?

— Я вытерпел, — ответил Гар и протянул ему шар.

Погодный Глаз оказался удивительно тяжелым. И почти живым. По крайней мере, обладающим сознанием. Под его поверхностью переливались разноцветные огни, а в лад с ними потекли мысли и чувства Эшера. Его ладони бессознательно приняли форму колыбели.

— Правильно, — одобрил Гар. — Вот так его и держи. Надежно, но бережно. Закрой глаза. Дыши. Хорошо. А теперь… ты готов?

Холодный воздух склепа словно застрял у Эшера в горле. Готов? Проклятие! Готовым он себя не считал. Разве кто-нибудь способен приготовиться к такому? Он промычал нечто невразумительное.

— Хорошо, — негромко произнес Гар. Послышался шелест страниц, шуршание пергамента — он перелистывал книгу Дурма. — Повторяй за мной:

Харак долани макет…

Голова шла кругом, сердце неистово колотилось, но Эшер облизал сухие губы и принялся повторять эту тарабарщину.

— Харак долани макет…

Как только он произнес последнее слово, шар в его ладонях вздрогнул. Эшер ощутил тепло и проснувшуюся энергию. Подняв веки, он посмотрел на Глаз и увидел водоворот, в котором слились золотые, зеленые, фиолетовые и пурпурные магические потоки. И это чудо он держал в ладонях… Внезапно Эшер почувствовал, что падает в этот водоворот и погружается в него с головой. Из какого-то невероятного далека до него доносился голос Гара, и он вторил ему, произнося слова, значения которых даже не надеялся постичь.

Где-то в глубине его сознания раскрылось некое тайное место, о существовании которого он раньше и не подозревал. Оно словно распустилось, расцвело, как расцветает роза от ласкового поцелуя солнца. Глаз сиял столь ослепительно, что, казалось, на него невозможно смотреть, но Эшер мог и смотрел. Смотрел в сердце волшебного шара и чувствовал, что смотрит в сердце самой магии. Вновь раскрывшееся пространство внутри него наполнилось образами, а вместе с ними пришли слова и знание…

И сила.

Он почувствовал, как тяжело вздымается грудь, как он прерывисто дышит. Жар и сияние Глаза вырвались за оболочку, проникли сквозь кожу Эшера, как горячее сладкое вино сквозь скатерть, и теперь он сам стал Глазом, от которого исходило магическое свечение. Магия пропитала, прожгла его до мозга костей, и мир окрасился в пурпурно-золотистые тона.

Никакой боли не было.

Гар все еще читал; он слышал голос друга, хотя стоял на пороге открывшегося ему пламенного мира. Слова долетали как бы с далекого берега, и он позволял сознанию воспринимать их. Он вдыхал и выдыхал звуки, будто это был фимиам или дым, исходящий от благовонных свечей Дафны. Наполнявшая его сила бурлила и вскипала, словно волна, порожденная океаном — глубокая, мощная и неудержимая. Он снова чувствовал себя ребенком. Вспомнилось, как отец бросил его через борт лодки в воду, чтобы он научился плавать.

— Не борись с ней, мальчик! Все равно не победишь! Доверься ей, просто доверься! Она будет держать тебя нежно, как женщина, если только ты доверишься! Доверься ей…

И он решил довериться теперь, как сделал это тогда, давным-давно. Он позволил волне силы овладеть им, поднять, утащить вглубь и бросить ввысь. Он слышал, что кричит — то был вопль изумления и отчаяния. Рот наполнился тысячами слов, и он изверг их мощным криком, дабы услышал весь мир. Финальный всплеск магии пронзил его, как огненное копье. В какое-то мгновение он с ликованием понял, что неуязвим и непобедим… И вдруг огонь погас.

Сила угасла, словно кто-то погасил ее, как свечу. Он снова стал человеком из плоти и крови, а Глаз лежал в его дрожащих ладонях, как обыкновенный булыжник.

Эшер чуть не заплакал.

Когда наконец он смог пошевелиться, Гар смотрел на него так, словно видел впервые.

— Тебе не было больно… Ведь так?

Он покачал головой. Обыденное сознание медленно возвращалось к нему. Вот светильник. Он сидит на полу. Рядом — неподвижные каменные изображения усопших. В теле такая легкость, что, кажется, вот-вот взлетишь. Но то невероятное, что он познал, придавливало к земле.

— Знаешь, под конец ты произносил слова заклинания вместе со мной, а не после меня, — сообщил Гар.

Эшер осторожно протянул Глаз королю.

— Ну, если ты говоришь… Сам я не помню. Все как в тумане.

Гар поднялся. Лицо его было холодным и бесстрастным, словно река, затянутая льдом.

— Есть еще одна вещь, которой мы с тобой должны заняться.

Эшер прислонился спиной к ближайшему гробу и застонал.

— Какая? Гар, не хочу я больше ничем заниматься. Только не этой ночью. Я выжат, как лимон. Меня наизнанку выворачивает, а голова вот-вот разлетится на части, столько в нее напихали.

Вместо ответа Гар покопался в своей сумке и достал маленький глиняный горшок, наполненный влажной землей.

— Я зарыл здесь семечко, — сказал он, протягивая горшок Эшеру. — Заставь его прорасти.

— Заставить прорасти? — Эшер выпучил глаза. — Но зачем? И как?

— Это испытание. Мы должны быть уверены, что магические силы перешли на тебя, что они работают.

— Я тебе не садовник! Я знать не знаю, как…

— Знаешь, знаешь! — твердо сказал Гар. Наклонившись, он схватил Эшера за руку и рывком поставил на ноги. — Теперь это в тебе , как раньше было во мне.

— Ах, оставь меня! — раздраженно бросил Эшер и тут же получил дружеский подзатыльник.

— Просто подумай о семени, Эшер. Вообрази, что оно пробуждается к жизни. Остальное сделает магия.

Он неохотно принял горшок с землей и, нахмурившись, заглянул внутрь. В голове было пусто. Думай о семени. Он затаил дыхание, закрыл глаза и представил себе молодое зеленое растение. На поверхность сознания всплыли слова и заиграли, как пена на гребне океанской волны.

Талинеф во сассура. Сассура. Сассура.

Он разжал губы и выпустил слова наружу.

Опаляющий жар. Огненное копье. Золотисто-пурпурное пламя. Горшок задрожал. Эшер ощутил боль, а из ноздрей хлынуло и потекло по губам что-то горячее и мокрое. Влажная земля в горшке зашевелилась, завибрировала, подернулась рябью. Что-то тонкое, зеленое пробилось из темной земли, потянулось к жизни и вдруг расцвело буйством желтых и голубых красок. Эшер вскрикнул. Пальцы его ослабли, горшок выскользнул из них, упал, разбился о каменный пол; комья земли и глиняные черепки разлетелись в разные стороны.

Но цветок, которому он подарил рождение, продолжал расти. Не веря своим глазам и почти не дыша, он наблюдал, как черенок становится все толще и пускает побеги, как набухают и лопаются бутоны, как распускаются желтые и голубые лепестки, наполняя воздух своим ароматом, а корни все удлиняются и удлиняются; цветок лежал у его ног — живое доказательство чуда.