Дмитрий Денисов - Изначальное желание

Солдаты загудели и зашептались. Принялись оборачиваться. Но Ольгер воинственно потряс щитом и мечом и грозно воскликнул:

— Я не предатель! Я лучше умру, чем предам своего сюзерена!

— Эх, жаль, — с тяжелой скорбью вздохнул я. — Потому-то я и не хочу вас убивать. Я вижу в вас преданных и настоящих воинов.

— Да, мы таковы! — он глухо ударил мечом по щиту. — Мы лучше умрем.

— Эх, на сей раз жаль, что желание твое искренне…

И я властно вскинул правую руку. С моей ладони сорвалось его желание. Оно понеслось вперед, по пути принимая форму сверкающего обода. И чем дальше летело, тем отчетливее проявлялся тонкий ледяной диск, горящий на солнце. Он молниеносно крутился, и горел острой кромкой. В том блеске отражалось небо, черные доспехи и смерть…

Ольгер умело вскинул щит, защищаясь от неведомого оружия. Серебряный бык грудью встал на защиту хозяина. Но не ведал бесстрашный герой, каким щитом следовало защищаться. Не ведал, а потому…

Сверкающий диск с треском прошел сквозь щит, вылетел и распался искрящимся облаком. На черном фоне наискось сияла тонкая полоска. Герцог постоял мгновение, а после его тело осело, рассеченное пополам. Со стуком распался щит. Еще живые глаза горели недоумением и детской обидой. Но внезапно потускнели и закатились. Обильная кровь и все остальное потоком вырвалось и вывалилось наружу.

Я сделал шаг.

— Вельмааарк!

Кнехты в немом ужасе уставились на меня. На шлемах снова задрожали гребни и козырьки. Благоразумие и воинская стойкость боролись в отважных сердцах за их жизни. Я искренне надеялся на победу первого. Я надеялся, что они выпихнут Вельмарка. Я надеялся до конца…

И вдруг из самой глубины строя раздался четкий повелительный голос:

— Щиты по-днять!

Передний строй пехоты по привычке вскинул щиты.

— Строй со-мкнуть!

Раздался грохот. Стена сомкнулась.

— Алебарды го-товсь! — воинственно приказал громогласный голос.

Приказ тут же подхватили сотники.

— Первая линия го-товсь!

— Вторая линия го-товсь!

— Третья линия го-товсь!

— Четвертая линия го-товсь!

Ровные ряды блещущих лезвий взлетали над головами, образуя лесенку — чем дальше ряд, тем длиннее древко. Хм, какая выучка. А главное — какое мужество. Или безумие…

— Пики на бе-дро! — чеканили приказ луженые глотки.

В стыках сужающихся щитов блеснули острые жала. Они жадно вытянулись, угрожающе лязгая о стальную оковку. В последнем тяжелом хрипе грянули боевые рога.

— Пе-хота, впе-ред!

И строй, качнувшись, ринулся на меня. Я обреченно закрыл глаза. Не угадал. Благоразумие верха не взяло. Что ж, значит все они — жалкие марионетки в руках повелителя. Игрушечные солдатики, управляемые опытным игроком. Колонны безумцев, восходящие на алтарь войны. Жертвы чужих желаний. Пустые никчемные жертвы. А оттого и не жаль их. Да, какой губительной может стать преданность. Игрок жаждал жизни, и прикрывался ими, как щитами. Собственно, почему как? Высокие, красивые, посеченные щиты стеной шли на меня. Стая белых скорпионов замахнулась ядовитыми жалами в последней яростной надежде.

— Щиты держать!!! — рявкали сотники.

— Держать строй!!! — повторяли десятники.

— Выше знамена!!! — приказы катились один за другим.

— Оружие к бою!!!

— Алебарды на плечо!!!

— Пики на бедро!!!

— Мечи поднять!!!

— Пехота, вперееед!!!

С угрожающим звоном наклонились алебарды, еще дальше выдвинулись копья. В глубине строя замелькали мечи и топоры. И щиты слаженно пошли на меня. Загорелись воодушевленным отрешением пустые глаза. Раздался дружный рев многотысячной солдатской глотки. Волна безумия подхватила войско и погнала вперед. Никакой разум уже не мог остановить ее. Те, кто жаждал жизни, уже не властны были в своих желаниях. Их захлестнуло желание толпы. Их зажали и подхватили чужие тела, погнали чужие ноги. И разум поддался безумию. Воздух наполнился запахом близящейся смерти. Я захохотал, ощетинился, сглотнул голодную слюну. Как долго ждал я этого мгновения. Как сильно надеялся, что оно не наступит. Но ничего не поделаешь. Ведь я тоже уже не мог остановиться.

И я с чудовищным ревом кинулся на пехоту. В глазах ярким огнем полыхнуло неуемное кровавое пламя. Дикое и свирепое. Изначальное и священное. Хотя то всего лишь отражение всех солдатских глаз, их взглядов, их желаний. Я вбирал в себя всю их силу, их ненависть, их ярость. Я нес им их единственное желание — смерть. Героическую смерть — смерть в священном бою, за правое дело. Лишь о ней мечтают все герои. Лишь ее получают они.

Я шел на смерть. Я готов был умереть ради них — они шли убивать меня. Я хотел подарить им жизнь — они несли мне смерть. Наши изначальные желания схожи, но противоположны. А потому и развязка нас ждала иная.

Пехота приближалась. Рев нарастал. Я облизнулся. Глаза полыхали первородной жаждой. И вдруг в них единым порывом отразились такие слова:

У них устрашающие двуручные мечи — у меня такие же желания. Они жаждут славы — я безвестности. Их влечет сила смерти — меня сила жизни. Они готовы безумно убивать — я готов отвечать безумием.

И ответил…

Мелькнули синие щиты, белые скорпионы, стальные шлема, обреченные бездушные глаза. Я не стал бросаться в стык между щитами — там сверкала смерть. Но ринулся прямиком на ближайший щит. Раздался глухой удар, треск, крик. Проломив толстый щит, я ворвался в строй, словно лютый волк в овчарню…

И началось кровавое пиршество!

Алебарды принялись опускаться, норовя раскроить голову, пики тыкали из глубины. Ко всему прочему замелькали колючие эспадоны, волнистые фламберги и прямые цвейхандеры — разновидности огромных двуручных мечей. Да, разумно, разумно. Строй алебардщиков и пикинеров, вооруженных длинномерным оружием, мог сильно пострадать, если в брешь попадал вражеский меченосец с коротким клинком. В давке длинное древко сразу теряло свою хваленую силу. А потому и разбавляли строй кнехты со страшными двуручниками. И хоть такие мечи на первый взгляд тоже длинны для ближнего боя, но опытные мастера брали их посоховым хватом. Для этого клинок поверх гарды затуплялся и обматывался кожей. А у некоторых эспадонов и фламбергов он имел даже вторую гарду.