Дмитрий Денисов - Изначальное желание

— Кто ты? — тяжело уронил он. Голос отдавал уже знакомым смешанным чувством.

— Неважно, — насмешливо, но отнюдь не злобно, ответил я.

— Человек отдал мне все свое золото, и говорит — не важно, как его зовут?!

— Зовут по-всякому. Но кто я — неважно.

— Для меня важно, — серьезным тоном отметил он, потихоньку оправляясь от пережитого.

— Тогда сам назови меня, — не менее серьезно посоветовал я.

— Но… я… я не могу принять твое золото… — бегло залепетал он. — Я…

— Можешь, — отмахнулся я, вжимая его взглядом в прилавок. — Еще как. Ведь то для тебя ценно. Ты хотел этого. Даже жаждал. И я дал тебе все, это. Я дал тебе самое ценное. То, что ты ценишь, во имя чего торчишь здесь днями напролет, а ночами корпишь над работой в своей душной коморке. Я истинно ценю твой труд. И твою мудрость, что толкает тебя трудиться. Тебя, и твоих близких. Ведь вы сами, без лишней воли воплощаете свои желания. Я искренне отмечаю — это действительно мудрость. Однако добавлю — человеческая. Но ты и есть человек. Ты гордишься этим. И не напрасно. А потому я щедро готов отблагодарить тебя. И плачу я ровно столько, сколько стою. Ибо выкладываюсь без остатка.

— Я хотел лишь урок… — пытался объяснить он.

— Ты его получил! — твердо закончил я. — Бери золото.

— Но… я привык брать обоснованно. А тут…

Я загадочно сверкнул холодными глазами.

— Это обоснованно. И ты сам обосновал это.

— Но… я не привык быть в должниках. Это подвох!

— Отнюдь.

— Я не приму…

— Примешь!

— Я не хочу лишать тебя всего…

— Лишить меня всего невозможно. Зато это легко сделать с тобой. Ведь наши богатства разные. И я только что это доказал.

— Мудрость мудростью, но… ты ж пропадешь без денег? — он как-то виновато сжался, ссутулился, словно не желал возвышаться надо мной.

— Так думаешь ты. Равно как и любой другой человек.

— Да, и поэтому…

— Я думаю иначе! — поднял я руку, пресекая все его дальнейшие попытки сопротивления.

— Здесь что-то нечисто, — глаза седельщика наполнились проницательностью.

— Все чисто, даже чересчур, — искренне признался я. — Все справедливо и законно. Каждый получил свое.

— Но это ведь не мое золото?! — тыкал он в мерцающую кучку.

— Твое! — настойчиво цедил я, повторяя тот же жест.

— Но… нельзя же так?!

— Однако это так!

— Но… мне хватит и одной монеты, — попытался вывернуться торговец. — Я возьму ее как память о тебе, повешу на шею, и буду рассказывать всем о загадочном мудром скитальце.

— Тогда у тебя великий выбор, — кивнул я на кучу золота. — Выбери любую. Хотя значение символа не во внешнем проявлении, но в сути. В той мысли или идее, которую мы вкладываем в этот символ. Поэтому любая из этих монет может стать напоминанием обо мне. Равно, как просто твоя память. Поэтому вовсе можно обойтись без символов — я все равно буду жить в твоем сердце и твоем сознании до конца жизни. Ведь после твоей смерти значение символа утратится, и все снова увидят в том не память обо мне, но просто золотую монету. Разумеется, если ты при жизни не передашь им силу значения символа. Вот потому и безразлично мне внешнее проявление. Хотя, оно лишний раз напоминает о силе символа. Поэтому, я все-таки советую тебе означить память обо мне. Память имеет свойство истираться, как королевские лики на золотых монетах. Так что, почтенный седельщик, бери любую.

С этими словами я небрежно указал на горку сверкающие монеты. Он окинул горку задумчивым взглядом. Насупился, поджал губы, почесал нос. И тихо, будто признавая свою вину, сказал:

— Хм, ладно. Будь по-твоему. Но остальные?

Я беззаботно пожал плечами, и равнодушно произнес:

— Потрать их на какое-нибудь благое дело. Или, как пожелаешь. Это, в общем-то, одно и то же. Сделай с ними все, что хочешь.

— А ты как бы ими распорядился? — допытывался он, вытянув шею. — Пару мгновений назад золото принадлежало тебе. Но как бы ты потратил его? Чего бы ты хотел?

Мое худое лицо озарила улыбка. А он тверд и в глубине души благороден. Никак не желает забирать монеты, и ищет способы вернуть их. Хотя, на самом деле, то снова его опыт торговца. Или, если угодно, философия обмена. Он просто боится остаться в должниках. Потому как знает, что это такое. Да, он знает — рано или поздно расплата придет. И придет в самый неподходящий момент, потому как часто такое случается. Попросту он, как и любой здравомыслящий торговец, намерен все точки в договоре расставлять своевременно. Я не стал его разочаровывать, и поспешил помочь с расстановкой.

— Мое желание просто, но с тем же немаловажно и ценно. По крайней мере, для меня. Я хочу узнать, чего хочешь ты? Вернее, хотел, так как узнал уже. Потому и не поскупился. Как и ты не поскупился на слова, не побрезговал моим малоприятным видом, не прогнал прочь. Напротив, даже выслушал некоторые мои мысли. И щедро поделился своими. Даже очень щедро. Я ценю это. Искренне ценю. Сам видишь как.

— Брр… я снова не пойму, — затряс он растрепанной головой. — Я хочу знать, чего хочешь ты, а ты говоришь то же самое. Круг замкнутый?

— А еще узнать твое имя, — милосердно упростил я ответ. — Я-то представился.

— Меня зовут Кнут, — живо откликнулся он. Пусть даже позабыл протянуть мне руку. Но это нормально для такого исхода. — Но как зовут тебя?

— Я уже сказал, — задорно напомнил я.

— Не припомню, — нахмурились его брови под сенью первых морщин. Морщины не символ старости. Они — символ мудрости. Но не всегда. Потому как снова все определяет желание. Да — желание быть мудрым. Или жажда познания мира.

— Значит, память плохая, — хохотнул я.

— Раньше не жаловался, — пожал он плечами, силясь вспомнить мое имя. Наивный.

— Все случается впервые, — уже громче смеялся я.

— Нет, ты не назвался, — твердил Кнут. — Ты сказал: «Неважно».

— Правильно, — кивнул я. — Выходит, с памятью все в порядке.

— Но… мне что, звать тебя «Неважно»?

— Хочешь — зови. Хочешь — нет. Зови, как хочешь. И символ напоминания выбери любой. Равно как вообще можешь не выбирать его. Я, Кнут, от этого вряд ли поменяюсь.

— Ох, — тяжело вздохнул седельщик.

— Да, — выдохнул я, — все правильно. И неважно, как я выгляжу. И неважно, как меня называют. Но важно мое существование в этом мире. Это люди болезненно цепляются за свои имена. Стараются не опорочить их и прославить в веках. Да, верно. Ведь имя — тот же неосязаемый символ. Символ былых достижений, побед, высокого мастерства, сердечного милосердия, благотворительности и всего, из чего создано то имя. Всего, что улучшает жизнь всех нас. То, что мы забывать не хотим, и не должны. Хотя, основой этого символа могут стать злодеяния, убогость, пороки, мнимое величие, извечная посредственность, низкое мастерство и прочее. Как мы любим часто отмечать: вечный неудачник, закоренелый злодей, прожженный пьяница, сварливая жена, непробиваемый тупица, неисправимый чудак, законченная блудница… или извечный скиталец. То есть то, что ухудшает жизнь. Некоторым. Тем, кто вешает эти символы на шеи тех, кому положено. А те, как правило, стремятся от них откреститься и позабыть, то есть избавиться от этих значений. При этом обижаются на тех, кто одаряет их такими символами. Но, погрузив комнату во тьму, не избавишься от вещей, что в ней есть. И стремясь забыть недостатки, ты не лишаешься их. Потому что тебе о них неустанно напоминают. Не надо забывать о них — нужно возжелать избавляться от них. Иначе они останутся неизменными, вместе с тем клеймом извечного позора. Словом, неважно каким, но имя является символом. Но лишь для людей. А для меня — то неважно. Суть моя в ином.