Татьяна Нартова - Зимнее солнце

— Погоди, как это стать частью леса? — я устало потерла переносицу, пытаясь проследить за ходом лекверской мысли. Весь рассказ Гервена больше походил на лирическое повествование типа былины или сказки. Ладно там еще огнем швыряться, это хоть как-то можно объяснить. Ведь даже в моем мире были известны случаи самовоспламенения. Конечно, я никогда таким глупостям не верила, но это все же хоть как-то смахивает на правду. Но самому стать елью? Это же сколько надо травки выкурить, чтобы до такого дойти? Может, у них тут ее колоссальные запасы, и лекверы втихаря кайфуют?

Я кинула косой взгляд на парня. Первый, беглый осмотр к однозначному выводу не привел. Да, бледноват юноша (хотя, если верить местным, Гервен мог мне годиться в далекие прапрадедушки), но это же не повод сразу причислять его к наркоманам. Попробуй-ка, поживи тут в вечной мерзлоте несколько сот лет, и ты станешь похож на бледную поганку. А именно ее больше всего мне сейчас напоминал зеленоволосый. В приглушенном свете просторной кухни сразу стали видны темные круги под глазами, резкие скулы и болезненный блеск в глазах. Нет, точно балуется чем-нибудь. Если не травкой, то мухоморами наверняка.

— Что ты на меня так смотришь? — не выдержав моего взгляда, спросил леквер, — Ты или слушай, или я закончу тут перед тобой распинаться и перейдем к третьему пункту плана…

— Погоди, а ты, случаем, мухоморы не ешь? Или там, еще какую-нибудь столь же действенную продукцию леса?

— Ты о чем?

— Просто нормальное существо с ветерком не общается. Тебе не кажется, что все это выглядит как-то не слишком нормально.

— О, Сотворитель! Лида, ты что, совсем тупая?! В тысячный раз говорю, перестать мыслить по-человечески. Я же пояснил, что нас создают вместе с той территорий и теми животными и растениями, что будут нас окружать большую часть жизни. Мы одно целое. Один слаженный организм. Но если я — мозг, ядро этого организма, то деревья, снег, волки, зайцы — это мои руки и ноги. Когда я следил за тобой, я видел все глазами волка, я стал частью его разума. Я могу одновременно находиться в каждой клеточке Кайроса, дышать каждой хвоинкой, чувствовать снег под подушечками пальцев. И если даже полевая мышка умирает на моей земле, я знаю об этом. Думаешь, как я мог наслать на тебя грозу? Как только ты сделала первый шаг от особняка, мне уже было известно, куда и зачем ты направляешься, что ты говоришь, как ты далеко. Поэтому и сбежать от меня невозможно пока находишься в этом лесу, понятно?!

— Ну… — неопределенно протянула я. Мне все больше хотелось спать, чем слушать объяснения крашенного. Глаза начинали закрываться сами по себе, особенно после обильной трапезы. Голова склонялась все ниже над чистым столом.

— Раз других вопросов нет, давай отсюда уходить. Моя сестра очень не любит, когда кто-то без спроса пользуется ее кухней.

Вопросы у меня были. Но постепенно смешались в одну большую неопределенность в голове. Пытаясь подавить зевок, я направилась к выходу. И только у самой двери опомнилась:

— Погоди, а что ты говорил про третий пункт?

— На сегодня я много для тебя запланировал. Кстати говоря, мы и так потеряли кучу времени на болтовню. А тебе еще надо очень много сделать. И не надо на меня руками махать, в любом случае пока договор не расторгнут, ты должна соблюдать свои обязательства.

— Но я ведь только достать жемчужину соглашалась, — возмущению не было предела. Если Геврвен думает, что получил бесплатную грушу для битья или крысу для своих ненормальных экспериментов, он ошибается! Я не собираюсь целыми днями бегать кроссы и разгадывать головоломки. В конце концов, если я даже начну думать, как леквер, это вовсе не означает, что я стану такой же выносливой, как они.

— Лида… — он улыбнулся так проникновенно, что сразу заболели все мышцы. Руки медленно стали наливаться свинцовой тяжестью, медленно, от самых кончиков пальцев деревенеть.

— Ладно, что ты еще придумал? — хмуро спросила я.

"Надеюсь, хоть смерть будет быстрой" — промелькнуло в голове.

Как оказалось, надеяться не вредно…

Следующие дни грозились стать последними в любую минуту. Кроме обязательных пробежек по десять — двадцать километров меня ждали еще такие "замечательные" физические упражнения, как бой с холодным оружием, скачки на Пушинке, и полеты с переворотами.

Вместо привычных мечей или шпаг мне выдали абсолютно непригодные как для защиты, так и для нападения полумесяцы наточенной стали. Ими надо было не только метко швырнуть в противника, но еще и успеть поймать орудие, пока оно не порезало тебя самого. Разнообразные короткие пики с ядом, длинные деревянные колья с железными наконечниками также причиняли кучу неудобств при общении с ними. Первое время, я то и дело получала колото-резанные раны, так что часть тренировок уходила на то, чтобы снова срастить мне кожу и сосуды. Пару раз Гервен с размаху перебивал мне "дрыном" кость на руке. Постепенно, то ли я стала более аккуратной, то ли он приспособился ко мне, но с каждым новым выходом на нашу рабочую полянку травм становилось все меньше.

Со скачками дело обстояло проще, с полетами — сложнее. При первом способе передвижения уставала только поясница и часть туловища, располагавшаяся ниже. Гервен заставлял несчастную птицу перепрыгивать через поваленные стволы, пересекать огненные полосы и заносы, а меня при всем этом держаться на ее спине. Так что к концу пятидневки мы обе готовы были придушить парня голыми руками. Только вот у Пушинки их не было, а у меня конечности полностью принадлежали Элистару. И он пользовался этим всякий раз, как только я собиралась хоть немного отдохнуть. Полеты были менее тоскливы. Во-первых, потому, что крашенный пока летать не научился, а значит мы могли с Пушинкой спокойно от него отделаться хоть на некоторое время. Во-вторых, удовольствие от полета было несравненно выше, чем от постоянной тряски на галопирующем скакуне. Но вот "штопоры", "петли" и "бочки" были настолько вредны для моего организма, что уже с первого раза я стала их люто ненавидеть. Только вот вся загвоздка заключалась в том, что их-то как раз было больше, чем простого планирования над елочками.

Когда даже Гервен не мог поднять меня с земли от усталости, приходилось подниматься самой и идти в гостиную. Там меня ждали громадные тома классической истории и литературы, география, теология и все остальные столь же фундаментальные труды древних графоманов. Переводы текстов сменялись долгими часами зазубривания дат. При этом леквер выработал такую методику усвоения материала, при которой я получала дополнительно еще по сто тычков, шлепков и ударов к уже полученным ранее. Первоначально парень читал мне какую-нибудь статью или пояснял что-то вкратце. Потом оставлял меня на час для углубления и расширения полученных сведений. Иногда к моему образованию подключались Руалла или Локмер. Велера предпочитала бывать на тренировках или в качестве помощника (чтобы Гервен прибил меня не так быстро), или чаще в качестве еще одного соперника. Так вот, через некоторое время, крашеный приходил обратно и начинал меня допрашивать. Стоило сделать больше десяти ошибок в рассказе или неправильно что-то перевести, как я получала увесистой дланью по маковке. Били не сильно, но точно. Так что мигрень не покидала меня не на секунду. Правда, и на награды новоявленный преподаватель не скупился. Угощал самым дорогим вином, шоколадом. А иногда даже мог сократить время занятий. Медленно, но верно, я стала неплохо разбираться как в правилах этого мира, так и в самом Гервене. Хотя он до сих пор оставался самой большой загадкой…