Татьяна Нартова - Зимнее солнце

— Лида, ну не заставляй меня все выкладывать!

— Откуда у тебя моя фотография? — не сдавалась я.

— Ты положила в один пакет отчет и еще какую-то книжечку, наверное, документ. И внутри этой книжечки была фотография. На ней ты с каким-то юношей. Это твой друг? — перед глазами проплыла древняя обложка моего паспорта и потрепанная, но еще каким-то чудом сохранившаяся фотокарточка.

— Нет. Уже нет, — я отвернулась, старательно пряча лицо от пытливого взгляда эльфа. Слишком тяжело было вспоминать то, что еще недавно было невозможно пережить. Однако ведь пережила. Возможно, когда-нибудь и вспоминать буду без того, чтобы не плакать. Словно я оказалась под развалинами своих собственных надежд и мечтаний… Тогда в избушке я говорила правду. В моей жизни была всего пара простых, как пятак, романов. Правда, я не стала уточнять, что было до них…

Тяжелый, бархатистый взгляд в очередной раз пронизывает насквозь, заглядывает в мысли, словно желая прочесть их все. Мне остается только грустно улыбнуться, потихоньку шмыгая носом, чтобы не дай бог не разреветься.

— Лида, перестань. Между прочим, это очень дорогая рубашка. И я бы не хотел, чтобы ты испортила ее своими слезами, — пытается отшутиться он.

— Ладно, раз она тебе так дорога! — притворно вздыхаю я. Глаза продолжают прожигать теперь уже мою макушку. Я плотнее прижимаюсь к нему, рассматривая тонкие лучи едва поднявшегося солнца. Он не уточнял, когда это произойдет… Только сказал, что я не должна знать точной даты. Но сердце сжимается с такой силой, что уже нет никаких сомнений относительно рокового числа. Сегодня…

— Когда ты уезжаешь? — последняя попытка оттянуть расставание. Или хотя бы не делать его еще мучительнее.

— Не знаю, — врет. Я поднимаю к нему лицо, вглядываясь в спокойные глаза цвета созревших каштанов. Тех самых, что мы когда-то подбирали в парке. Таких же теплых, словно внутри них пылало маленькое солнышко. И теперь самое дорогое солнце сияет в зрачках, только почти потухшее, словно уставшее греть меня, вечно мерзнущую от любого ветерка, — И даже если узнаю, то не скажу. Ты не должна расстраиваться, считая дни. Я просто уйду, когда ты меньше всего ждешь. А потом вернусь.

Он почти сдержал свое слово. Пока я задумчиво смотрела в окно автобуса, тенью вспорхнул с сидения, пробираясь к выходу. Я даже не узнала, на какой остановке он вышел. Вышел, уйдя из моей жизни… Но забыл вернуться.

Это уже потом со всех сторон потянулись ко мне звонки соболезнующих. Это уже потом я училась не обжигаться горячим чаем, пытаясь согреться. Это уже потом были два романа, больше похожие на дешевые повести. А тогда меня лишь качнуло, как от удара, навсегда поселив внутри боль…

— И все же, откуда у тебя оказался мой пакет? Насколько я помню, он словно испарился еще в первую ночь моего пребывания здесь.

— Его принес волк, который тебя тогда встретил. Кстати говоря, я ту фотографию с собой ношу. Только вот она мне не пригодилась, как видишь. Я сразу же вычислил ваше местонахождение. Это легко было сделать, ведь никаких городов, кроме того, где я вас нашел, в направлении к центру страны не было. А привратник однозначно передал Гервену картинку, куда вы направились, так что никаких сомнений не оставалось…

— Где она? — слишком резко спросила я. Эльф захлопал ресницами, острые ушки его налились багровым цветом, — Пожалуйста, верни ее мне.

— Конечно-конечно, — заторопился несостоявшийся убийца, копаясь в кармане куртки. Потом извлек оттуда даже не помятую фотокарточку. Я не слишком бережно схватила ее, одним движением запихивая в штаны, — Мне кажется, у меня она бы сохранилась лучше. Но если ты так хочешь…

— Хочу, — уверенно кивнула я.

— Лида, я не хочу лезть тебе в душу, но скажи, кто на ней? Это ведь явно не чужой тебе человек.

— Да, Шернес, ты лезешь мне в сердце и душу. Но я отвечу. Тот, кто запечатлен на ней был для меня дороже всего. Иногда мне казалось, что я люблю его больше, чем себя. Или, по крайней мере, любила. Хотя, по-моему, это невозможно.

— Отчего же? Не думаю, что ты на это не способна. Бывает, что кто-то становится намного дороже, чем ты сам себе. Не рубашкой, которая ближе к телу, вроде так у вас говорят?

— Да. Своя рубашка ближе к телу.

— Но кожа-то еще ближе, не так ли? — заметил эльф, — Он был твоей кожей. Той необходимой частью, без которой нельзя жить. Ну, то есть можно, теоретически. Но она всегда с тобой, защищает тебя от холода и жара, от боли и ран.

— А потом ее сдирают… — произнесла я, — Шерненс, мы не ящерицы, и новый хвост отрастить не можем. Ты думаешь, я так и останусь незащищенной? Куском мяса и костей, который боится даже лишний раз коснуться себя, потому что ему становится страшно от одного вида?

— Возможно, когда-нибудь у тебя если не вырастит новая кожа, то ты начнешь относиться к ее отсутствию спокойнее. Хотя нет. Я уверен, что так оно и будет.

— Но ведь он не вернется.

— Но это не значит, что его нет рядом, — как ни в чем не бывало, произнес парень, — Он будет жить…

— …в мыслях… — мрачно хмыкнула я.

— В журчании рек, в рассветах, в отражении солнца и луны на гладкой поверхности озер. В цветущих под окном травах. Даже в твоем дыхании, — эльф снова развернул меня к себе, успокаивающе гладя по щеке. Длинные пальцы напомнили мне прикосновения лепестков. Интересно, чем этот паршивец руки мажет? — Мы не уходим. Мы трансформируемся.

— Он похоронен совсем в другой части света. Там…

— Неважно. Через многочисленные пути он вернулся к тебе. И если тебе станет совсем плохо, ты всегда можешь коснуться древесного ствола или подставить палец птице. Тебе стоит только немного прислушаться и присмотреться.

— Думаешь? — неуверенно спросила я. Но Шерненс только улыбнулся, и, повысив голос, чтобы перекричать ветер, сносящий слова в сторону, приказал:

— Карнела, иди на снижение. Туннель уже близко!

— Туннель? — ошарашено переспросила я.

— А ты думаешь, что я поведу тебя всем известными тропами. Не волнуйся, в нем нет ничего страшного. Зато никто о нем не знает.

Я только вздохнула, решив оставить все вопросы на потом. Очень уж не хотелось кричать, срывая голос, пока мы стремительно приближались к небольшому холму у очередного пролеска.

— Ну и где твой тоннель? — едва очутившись на земле, начала нападать я на эльфа. Шернес как ни в чем небывало ткнул пальцем в направление достаточно обширного холмика, живо напомнившего мне верхушку кулича своим белым цветом. Тотчас же захотелось забраться на его маковку, а потом с визгом скатиться. В глубине сознания промелькнула мысль, что если так дальше пойдет, я впаду в детство. Вот уже начинаю катать в руках снежок, для лучшего прицела прищурив глаз.