Татьяна Нартова - С первого аккорда

— Ты что, писать будешь?

— Ага.

— Мне уйти? — на всякий случай уточнила подруга, протягивая старый тетрадочный обрезок с полуистершимися клетками. Я схватила лежащую на столе ручку и почти отключаясь от всего мира, ответила:

— Необязательно.

Аришка села рядом, внимательно наблюдая за тем, как белая бумага покрывается тонким узором синих букв. Голова начала кружиться с новой силой, так, что пришлось схватиться за столешницу. Несколько минут я выводила слова и строчки, и только после этого позволила, покачнувшись, тяжело упасть на Аринкино плечо:

Мы верим в закрытые колбы, мы верим в четыре стены,

Мы тремся по чьи-то законам, что б только не вызвать войны.

Под звуки протяжного вальса в прожектора белых лучах

Мы пляшем, забывши про танцы, в костюмах прилипших ветрах.

Наверно, менять что-то поздно. Наверно, мы после поймем.

Как в ритмах запутаться просто, но пальцы уже не сожмем.

Но руки уже не согреем, и в сотый поплачемся раз.

А кто-то намного умнее, забудет сейчас же про нас.

Мы верим, что встретиться просто с знакомым, который решит

Шагнуть нам быстрее ко звездам, или здесь обрести монолит.

Но где-то, журча за стенами, играют уже нам не вальс.

И вскоре, гремя каблуками, пуститься должны в дикий пляс.

И вскоре должны мы решиться. У колбы разбилось стекло.

Нам надо скорее забыться, но песнею сердце полно.

Кричать нам, подобно индейцам, иль сложную дробь исполнять.

Пока не закончиться вечер, нам право дано выбирать.

Время перевалило за полночь, но сон никак не хотел приходить. Я привычно перевернулась на другой бок, пытаясь хотя бы закрыть глаза, что бы не видеть летящего за окном снега. Последнее время бессонница посещала меня все чаще, становясь едва ли не гостьей в моем доме. Но, если раньше я пыталась выгнать ее, то теперь даже перестала надеяться уснуть раньше часа. Естественно, что после нескольких недель подобного "веселья" народ стал от меня шарахаться, принимая за привидение. Аринка предпочитала молчать, но по выражению ее лица стразу становилось понятным, о чем она думает. С головой зарывшись в конспекты, учебники и методички я старалась заслониться от наступающей действительности. Но иногда между печатными строчками приходили мысли, вовсе не связанные с наукой. Уже полгода я не видела парней. Точнее, если с Берестовым мы иногда здоровались, проходя по одному коридору, то Егор полностью исчез из моей жизни. Иногда, правда, я чувствовала его незримое присутствие, и в эти минуты мне хотелось скулить, как побитой собаке. Месяца полтора назад была идея позвать его, разыскать, поговорить… Но с каждой новой неделей перспектива взглянуть в голубые глаза начинала все сильнее пугать. Тетради со стихами я засунула как можно дальше, и при любом упоминании литературы кривилась, как от лимона. Конечно, я не могу всю жизнь бегать от своей сущности, но сейчас приниматься за написание было еще рано.

Ночная тишина гудела в ушах, доходя до пронзительного звона. Даже через опущенные веки я видела падающие снежинки, их размеренный полет в освещенном круге фонаря. Не выдержав завывания ветра на улице, я встала, по инерции придвигая к себе стопку чистых листов. На верхнем красовался мой корявый рисунок, который, как ни странно, оценили на "отлично" в институте. А под ним лежала белая бумага, подобная холодным, мерцающим снежным полям. Рука невольно потянулась к ручке, но я вовремя смогла остановиться и отдернуть ее. Что же тебе нужно, глупая? К горлу подступил удушающий комок, от которого нос сам по себе захлюпал. Бросившись на кровать, я заревела, поминутно вытирая холодные слезы не то злости на себя, не то обиды на жизнь.

Вьюга сменилась спокойным снегопадом. Краешек неба осторожно посветлел, но я уже ничего не видела, уснув без всяких сновидений.

Очередная лекция подходила к концу, когда в дверном проеме показалась голова подруги. Я махнула ей рукой, торопливо собирая сумку и выскакивая из аудитории.

— Вишня, пошли со мной, мне надо чертеж подписать.

— У меня сейчас пара, так что, наверное, я не смогу, — не слишком уверенно произнесла я. Аришка недовольно скривила губы, — Ну, хорошо, пойдем.

Просиявшая девушка подхватила меня под локоть, и поволокла в сторону лестницы. Безвольно перебирая ногами, я семенила вслед за ней, едва успевая считать порожки и стараясь не споткнуться.

— Куда ты так летишь? — невольно вырвалось у меня, когда мы миновали очередной пролет. Аринка молча повернула в узкий коридор, останавливаясь у самых дверей актового зала, — А что, профессор тут принимает?

— Какой профессор? — нервно рявкнула подруга, — Иди, давай, тебя давно ждут! Мне уже и так надоело тебя вылавливать. Может после этого меня в покое оставят.

Я удивленно потрясла головой, но Аринка не была настроена на уговоры. Распахнув дверь, она втолкнула меня в актовый зал, заставив остаться стоять с открытым ртом. На сцене, привычно усевшись на высокий стул со спинкой, сидел Берестов. Около него толпилось человек двадцать, затаенно слушая неторопливую речь музыканта. Первую минуту я даже не могла поверить в то, что Костик не поет, а читает. Причем не произведения великих классиков, а мои стихи. Подружка сзади хлопнула меня по плечу, заставив лишний раз подскочить на месте.

— Что это за вечер поэзии? — повернувшись к Аришке, произнесла я. Девушка улыбнулась во все свои двадцать с лишним зубов, с гордостью заявив:

— Это в твою честь.

— Только не говори, что это была твоя идея, — начиная краснеть, откликнулась я.

— Нет. Это была идея Костика. Правда, он молодец? Кстати, мне выпала почетная миссия привести автора к народу.

— И что я им скажу? — раздраженно всплеснула я руками.

— Только не прикидывайся тут, что забыла, как недавно часами могла читать мне лекции о тонкой душевной организации, вдохновении и так далее. Вишня, ты себя в зеркало давно видела? Такое ощущение, что перестав писать, ты перестала жить. Ты же раньше была такой общительной, веселой, ты могла любую беседу поддержать. А сейчас я только от тебя и слышу: "У меня лекции, мне надо готовиться к семинару!" — и все остальное в том же духе.

Я всхлипнула, беспокойно оглядываясь на толпу. И почувствовала себя упырем, которому срочно нужно несколько миллилитров свежей крови. Словно в другом измерении раздались разрозненные аплодисменты. Я видела, как медленно встал Берестов, поклонился, блуждая по актовому залу зеленым изумрудами глаз. Заметил меня, вытягивая руку в моем направлении:

— Иди сюда, Вишня!

— Может, не надо? — из последних сил засопротивлялась я. Но Костик уже спрыгнул вниз, железными тисками пальцев хватая меня за плечи. Аринка усмехнулась, помогая ему дотащить мою безвольную тушку до сцены. Сердце бешено заколотилось, когда несколько десятков пар глаз уставились в мою сторону. Уши, а затем и щеки загорелись, а ноги стали подкашиваться, как у пьяной.