Элисон Бэрд - Империя звёзд

При чем здесь предательство? — спросил внутренний голос. — Дамион тебя не любит и не полюбит никогда. Ты не обязана ему верностью — в этом смысле. И свободна искать любви в других местах.

Она выбежала из комнаты, не в силах больше выносить тяжелый аромат, и бросилась вниз по лестнице. Лоанеев еще было очень мало, и когда Эйлия остановилась возле двери бального зала и заглянула внутрь, там был только один человек. Сердце у нее дрогнуло и часто забилось. Возле стола стоял Мандрагор, наливая себе какую-то красную жидкость из хрустального графина. На звук ее легких шагов он обернулся и поднял глаза.

Она собралась заговорить, но он поднял руку ладонью к ней, и она промолчала.

— Я собирался послать за тобой. Я вернусь с тобой вместе — на Темендри Альфаран. Ты меня не убедила. Но я не буду биться с тобой — теперь, когда я узнал тебя, узнал по-настоящему. Я не смогу поднять на тебя руку.

Он уступил! Ей все-таки не надо будет сдаваться самой. Чувство облегчения заполнило ее всю, вместе с легким уколом разочарования, который она тут же подавила. Он поедет с нею, бросит лоанеев и слуг Валдура, станет истинным лоананом. Ее друзья спасены, и войны больше не будет.

— Как я рада, как рада! — сказала она, входя в комнату и подходя к столу. — Мандрагор, обещаю тебе, ты не пожалеешь об этом.

— Выпьешь со мною? — Он показал на графин. — Я знаю, ты не особенно любишь вино, но за это надо выпить. Как по-твоему?

Не желая оскорблять его гостеприимство перед лицом такого великого согласия, она взяла предложенный хрустальный кубок. При свечах темная жидкость играла огненным рубином и издавала аромат густой и сильный, как запах тех роз. Эйлия пригубила. Вкус был сильный и сладкий, но оставлял горечь на языке. Боясь показаться грубой, она заставила себя сделать еще глоток. Почему он тоже не пьет? Он не поднес свой бокал к губам, только смотрел, как пьет она. Страшное подозрение охватило ее.

— Нет! — задохнулась она.

Волна головокружения ударила ее, комната медленно завертелась перед глазами. Он ее отравил? Она отвернулась прочь, и головокружение стало сильнее. Мандрагор взял ее под руку. Лицо его расплывалось и дрожало перед глазами.

— Прости, — сказал его голос откуда-то издалека. — Но так лучше…

— Нет, нет!

Она вырвалась, сделала неверный шаг в сторону и свалилась на кресло. Она хотела бежать к двери, но дверь будто сама двигалась, колебалась перед глазами, потом дверей стало две. Какая же из них настоящая? Эйлия заколебалась, потом глаза заволокло туманом, и пол надвинулся снизу, сбив ее с ног.

Дамион стоял, глядя через прутья решетки.

— Что же хочет от меня ваше величество? — спросил он.

Халазар расхаживал перед камерой, будто это он, а не Дамион, сидел за решеткой. Руки его стискивали складки золотой мантии. Остановившись, он сердито глянул на Дамиона.

— Хватит с меня твоей наглости! — просипел он. — Мне ничего не нужно ни от тебя, ни от кого-нибудь другого! Я — бог-царь, божественный не менее, чем царственный. И ты должен называть меня соответствующим титулом, или ты умрешь. Ты должен поклоняться мне!

— Но зачем, ваше величество? — спросил молодой человек. — У вас целый корпус жрецов, чтобы вам поклоняться, и еще ваши подданные. Вы сказали, что от меня вам ничего не нужно и уж тем более не нужно мое поклонение.

Синие глаза смотрели спокойно и ровно.

— Я тебе говорю, что я бог! — крикнул царь.

Дамион медленно кивнул.

— Ты действительно божествен, Халазар, и это не что иное, как правда. Твоя единственная ошибка в том, что ты веришь: божественность только в тебе, а не во всех людях, во всех тварях на земле и в небе.

Царь схватился за прутья решетки, вперился взглядом внутрь. Он дышал громко и тяжело, будто после долгого бега.

— Это тебя называют божественным, да? Духом, ангелом? Так это ложь. Я подвергну тебя испытанию, и эту ложь увидят все. Ибо создание божественное нельзя убить. Я тебя пошлю на арену, в гущу медведей и львов. И люди увидят, как тебя разорвут на куски и сожрут, как звери будут драться за твои кости. И все узнают, что ты всего лишь смертный. — Он выпустил прутья и шагнул назад, и тут ему в голову пришла другая мысль. — Или… или пойдешь в храм. Да, в храм, на алтарь: так в давние времена поступали с пленными. Человеческая жертва, первая за много веков — и не последняя, потому что теперь я царь и бог. Тебя возведут на мой алтарь, чтобы видели все, — и они устрашатся меня. Меня, обладающего властью даже над духами.

Царь отвернулся от камеры и понесся по коридору.

«И я покажу Мандрагору, кто здесь хозяин! — бушевал он про себя. — Он посмел приказывать мне сохранить жизнь этого человека — мне! Чтобы я повиновался собственному слуге? Я убью этого Дамиона, если мне захочется! И Заима тоже. Мандрагор вернется — а его драгоценные пленники мертвы. А эти его гоблины, его шпионы — они мне не помешают, потому что их я тоже убью. Я теперь знаю, что их волшебство можно победить простым железным клинком».

Через несколько часов за Дамионом пришли солдаты в сопровождении тюремщика. Его вывели из камеры и раздели, а потом облачили в простой белый балахон.

— В храм Валдура, — велел тюремщик солдатам. — По приказу царя.

— По улицам идти небезопасно, — сказал один солдат. — Народ волнуется с тех пор, как Гемалу казнили. И еще этот мохарский пророк завтра должен погибать на арене, а они помнят, что он спасал зимбурийцев, и злятся.

Лохматый тюремщик только пожал плечами.

— Это не мое дело, — сказал он, сел на свою скамью и достал фляжку с вином. — Вам сказано — вы и делайте.

Дамион пошел со стражниками не сопротивляясь. На внешнем дворе замка стоял белый конь в венках из белых хризантем. Дамион в изумлении уставился на лошадь. Это не Артагон, белый скакун Мандрагора? Он узнал шрам на задней ноге лошади, оставленный ударом зимбурийской плети. Солдаты, которые захватили Дамиона и его спутников в Маурайнии, взяли также и белого коня как жертвенного скакуна для Трины Лиа, и Артагон попал на Тринисию с пленниками-людьми. Но как же здесь оказался конь? Зачем было везти его в Зимбуру? Это рука судьбы его привела?

Конь узнал Дамиона, фыркнул и обнюхал ему лицо, когда Дамион оказался рядом. Да, это не совпадение, но еще один знак, что он идет по пути судьбы. Элейский конь был доставлен сюда для того, чтобы везти Эйлию к алтарю смерти, как планировалось изначально, но придется коню нести его. Вместо нее на алтарь взойдет он.

— Артагон, — тихо сказал он и почесал лошади нос.

На него самого тоже надели белые венки и заставили сесть на коня. Потом двое стражников связали ему руки и сели на своих лошадей. Ведя белого жертвенного коня в поводу, они выехали из ворот в город. Жители встретили Дамиона приглушенным говором, но он знал, что их едва сдерживаемая ярость направлена не на него. Их возмутил вид человека в белом одеянии, приносимого в жертву: они явно не сомневались, что это — лишь начало, что такие жертвы вскоре не будут ограничены только заключенными и военнопленными. Он ехал со своей стражей по улицам, и толпа напирала все ближе к лошадиным бокам, пока стражникам не пришлось отгонять народ, угрожая мечами. Шум нарастал, и на храмовой площади стал ревом, подобным ветру с бурного моря.