Елена Шихматова - Венец Бога Справедливости

Более оставаться здесь было нельзя, Син собрал все свои силы и перенесся на поверхность, на километра три от бывшего храма Зору.

Все магические токи обращались в замкнутые линии против их создателя, сталкиваясь и перевиваясь, они вели его прямиком к гибели. Внезапно Амедео ощутил и еще одну катастрофическую истину: ему стало больно, тяжело от навалившегося груза.

— Нет, не сопротивляйся, пожалуйста! Эти кристаллы разрушают тебя, обращают всю твою силу против тебя самого!

Вновь далекие слова, но они остановили его от желания последнего рывка в попытке освободиться. "Я не поддамся!" Одним усилием воли он отказался от поддержания действия собственных силовых потоков и иных потоков одновременно, падая, он понял, что больше не является Богом Справедливости, пространство более не подвластно ему.

Огромная волна от взрыва прошла не один километр, содрогнулась вся Идэлия, весь новый материк, недоуменно его жители спрашивали друг друга: "Что случилось? Что это было?" И только в высшем кругу понимали: это означает падение прежней власти. С ужасом и содроганием ощутили гибель своего господина Боги, но собраться им всем на собрании, было не суждено.

— Если бы я был смертным, я бы заплакал, — сказал Адорио, который вместе с Тасмиром в тот момент довершал строительство моста, поврежденного действиями двух магов-учеников Чертомира.

— Как же так, Адорио, как это возможно?..

— Я… не знаю. Но ясно одно: тот, кто смог победить Великого Бога Справедливости опасен, очень опасен, и мы должны предпринять все, чтобы не дать распасться сонму Богов, и мы не должны допустить разрушения мира.

— Я глубоко сомневаюсь в этом, Адорио. Может, я не прав, и хорошо бы, если бы я был не прав, но я не верю в единство, образуемое противоположными началами. Из-за этого я забыл имя отца, забыл имя сына своей родины, из-за этого стал злостным врагом тому, кем должен был гордиться и восхищаться.

— В основе мироздания справедливость, — уверенно сказал Адорио, — если не видишь мгновенное восстановления равновесия, это не значит, что его не будет вообще. Может, и не мы будем сознавать обновленную действительность, но кто-то другой, Тасмир, будет!

Каких бы то ни было видимых мгновенных последствий в материальном мире, тот взрыв и гибель Бога Справедливости за собой не повлекли; ударной волной отбросило и Андрея, и Руфину, но она не принесла им никаких повреждений, очень скоро они смогли восстановить нормальный полет. А чем было опасно разрушение пространства они еще, как и сам виновник происшедшего, пока не знали.

— Мы должны вернуться: Кайл и Мирра остались там.

— Они, наверняка, погибли, Беатрис, — возразил жене Андрей, — можно, конечно, попробовать туда вернуться, но не думаю, что мы сможем что-то найти. К тому же ты ранена и я не за что не прощу себе, если ты истечешь кровью!

— Но…

— Я ничего и ничего не вижу внизу!

— А что чувствуешь?

— Ничего, кроме боли тысячи голосов, боли разрушенного пространства!

— И боли от его гибели, — добавил Георг. — Я не воспринимаю пространство так, как ты, брат, но я чувствую, если что-то случается с теми, кто мне дорог. В конце концов, для нас он был не только Богом, но и великим предком.

— Тот, кто сделал это, поплатится, клянусь!

— Это сделал Син Балскове, — ответила Руфина, — и прежде, чем вы станете мстить, тысячу раз обдумайте, как будете это делать: магией его победить нельзя.

— Что?! Откуда тебе это известно?

— Я пробовала применить магию там, в том помещении, но если в моей комнате мне это удалось, то в коридоре, нет. Мое собственное заклинание обратилось против меня, фактически, применяя магию, мы уничтожаем себя сами. Видимо, это и убило Великого Бога Справедливости…

— И скольких убьет еще! — воскликнул Андрей. — Мы должны предупредить конклав магов.

— Что они говорили еще Руфина? — спросил Георг. — Ты знаешь что-нибудь об их планах?

— Только то, что Балскове собирался поквитаться с тобой за проигранный поединок и с Богом Справедливости за причиненные им обиды. Одно ему уже удалось. Еще они отправили Яромира к Амнэрис в качестве посла, они обладают мощным оружием, и надо думать, теперь могут призывать самых могущественных союзников.

— Андрей, что это за кристаллы? О них никто никогда до этого и не слышал! Ты говорил, что они могут выражать волю того, кто активизировал их, но причем здесь самоуничтожение от магии?

— Я не знаю, Георг, для меня ясно пока одно: выражение воли — внешнее проявление, но это не раскрывает сущности этих кристаллов. В чем она, остается только догадываться. Я буду думать над этим, но пока, извини, у меня нет мыслей.

Беатрис тем временем устало положила голову на спину мужа, он, почувствовав это, немедленно стал настаивать на остановке. Очень кстати пришлась поляна перед лесом — Руфина имела возможность просто опуститься, без проявлений какой-либо маневренности, что следовало бы за спуском на прогалине леса, а такое для нее при условии ее первого полета было практически недосягаемо.

"Руфина, — обратился к ней Андрей, — вначале спущусь я, а потом уже ты"

Сейчас как никогда хотелось ей возражать и возражать, но она сдержалась: хотелось ей этого или нет, но князь Бероев стал ее поверенным отцом, когда помог ей преобразиться в дракона и теперь никто кроме него не мог вернуть ей ее прежнюю ипостась. На такое имели право только родители — в исключительных случаях ближайшие родственники, еще реже — посторонние, ибо они не просто читали заклинание для нового дракона, но еще и соединяли две формы в одно целое, здесь не использовалась магия — это являло собой обращение к природной сущности драконов. И даже это не могло бы так угнетать Руфину, как сознание того, что теперь Андрей Бероев обладает над ней непосредственной властью: соединение двух форм всегда своеобразно, поверенный фактически давал начало новому существованию, по праву становясь родителем, а также мог разорвать сформированные им связи. Конечно, вряд ли Андрей стал бы когда-нибудь угрожать ей последним, но вот само утверждение между ними такого родства возмущало Руфину. Если бы не недавние события, она бы не преминула дать волю своим чувствам.

Делать было нечего, в конце концов, она должна была помочь Беатрис, которую теперь в полуобморочном состоянии Андрей положил на землю — Руфина осторожно приземлилась на землю и опустила Георга. Беатрис тем временем, придя в себя, попыталась встать, но Андрей не позволил ей, повелительным движением уложив ее обратно.

— Но я должна.

— Нет, я все сделаю сам.

— Андрей, ты не имеешь права!

— Я знаю, — он повернулся, — Георг, присмотри за ней.

— Андрей, правильно ли я понимаю, что Руфине… поможешь ты?