Александр Матюхин - Миромагия

В голосе Брокка, как и обычно, не было слышно никаких эмоций. Он просто констатировал факт.

Крысолов и муза сидели на упругом диване, обтянутым кожей. Муза с интересом разглядывала овальные своды, расписанные удивительными картинами. Сложно было поверить, что эти картины — не творение гениальнейших художников, а всего лишь легкие наброски воображения одного гениальнейшего волшебника.

Поскольку главный зал был огромен (настолько огромен, что одна из его стен исчезала в полумраке, а чтобы пересечь зал потребовался бы час), то эхо чувствовало себя здесь полноправным хозяином.

— Как же я рад тебя видеть! — сказал Брокк, пересекая холл по диагонали, наплевав на ковровые дорожки. По кафельному полу гулко цокали каблуки.

Крысолов поднялся, прижимая руку к болевшему боку. Боль заставляла крысолова нервничать.

— Это кто с тобой? — поинтересовался Брокк, подходя ближе. — Подружку привел? Не ожидал…

Крысолов пожал протянутую руку. Пошатнулся. Брокк подхватил его и осторожно усадил рядом с музой.

— Кого вы мне напоминаете, уважаемая… — пробормотал он, вглядываясь в голубые глаза изрядно потрепанной невесты.

— Наверное, музу. — обронила муза небрежно. — Такую, настоящую, не выдуманную, реальную и готовую абсолютно на все ради спасения мира музу. Верно?

Брокк отступил на шаг, стремительно бледнея. Лицо исказилось. В это же мгновение за его спиной возникли застывшие фигурки — Семен, Наташенька, Вальдемар, бабушка Фима, Хватка, Клим и Вячеслава. Фигурки парили в нескольких сантиметрах от пола. Они казались куклами — только живые глаза испуганно бегали из стороны в сторону.

Брокк повернулся к ним, дотронулся концом трости до Вальдемара — и бродячий волшебник шумно рухнул на кафельный пол. Глухой кашель разнесся по главному залу. Волшебник поднялся, вытирая рукавом бороду. Левая бровь у него была разбита, струйка крови медленно, будто змея, ползла по щеке вниз.

— Рассказывай. — потребовал Брокк. — Что это еще за шутки?

В этот же момент со своего места вскочила муза. Зашлепала босыми ногами по кафелю, поравнялась с Вальдемаром. Бродячий волшебник хитро улыбался, кося глазом на Брокка. Происходящее доставляло ему удовольствие. Ни с чем несравнимое удовольствие.

— Можно, я расскажу? — попросила муза.

Крысолов уже ничего не понимал. Вернее, он понимал, что дело не чисто, но никак не мог взять в толк, что происходит. Перед его глазами стремительно наступала ночь. В боку ворочали раскаленным ломом. Очень хотелось рафинада, и лечь поспать. Веки сделались тяжелыми.

— Крысолов, дружище! — пробормотал Брокк, не оборачиваясь. — Достань-ка артефакт, будь добр.

Крысолов хотел потянуться к плащу, но руки были такими тяжелыми, что попросту висели плетьми вдоль тела. Крысолов почувствовал, что медленно сползает на бок.

— Крысолов!

— Он может скоро умереть. — сказала муза. — Если вы не выслушаете хотя бы меня.

— Или меня. — добавил Вальдемар. — Хватит уже, а? Мы же старые знакомые, давно не виделись. Может быть, поговорим по душам?

— К чему весь этот спектакль? — Брокк кивнул на людей, застывших в воздухе.

Вальдемар пожал плечами:

— Сами увязались. Я никого с собой не звал. Но ведь героический отряд, не правда ли? Посмотри. Здесь три родственника Виноградова, а еще один из Хранителей.

Брокк усмехнулся:

— Ее притащил за кампанию?

— Хотел посмотреть на плод своих фантазий. — отозвался Вальдемар. — Я же их никогда не видел…

— Мог бы познакомиться, раз создал. Я к своим детям отношусь более благосклонно.

— И все же, я хочу рассказать! — вмешалась муза.

Брокк внезапно развернулся и бросился к крысолову. Муза и Вальдемар не двинулись с места.

— Крысолов! Мальчик мой! Подожди! Где артефакт, а? Не умирай, не теряй сознание, скажи… — Брокк приподнял крысолова и принялся обшаривать его плащ, выворачивать наизнанку скрытые карманы, тайные нашивки. На пол упало несколько авторучек, с шелестом спикировал носовой платок. Следом — кожаный кошелек, потрепанный календарик с изображением обнаженной женщины, посыпались хлебные крошки, упал крохотный кусочек сахара.

— Не суетись. — сказал Вальдемар. — Поздно. Мы уже здесь. Или ты думаешь, что артефакт способен что-то изменить?

— Артефакт вернет меня к нормальной жизни! — пропыхтел Брокк. — Ну, или, по крайней мере, закончит эту!

— А ты хочешь умереть?

— Еще как! Еще как!

Крысолов обмяк окончательно. Или умер или потерял сознание. Брокк положил его на диван и повернулся, сжимая в руке рожок, очень похожий на сувенирный, какие продают в магазинах "Подарки для мужчин", и из каких иногда выпивают жители Северного Кавказа. Данный рожок был покрыт золотом и, кажется, слегка светился.

— Я не понимаю, зачем вы держитесь за свои никчемные жизни! — сказал Брокк. — Нет смысла в одиночестве. Нет смысла в вечном существовании. О, я почти сошел с ума здесь. Я так счастлив, что смогу устроить конец света…

— Не надо. — шепнул Вальдемар.

Брокк захохотал. Этот смех разлетелся по главному залу, отражаясь от гигантских стен, утонул в темноте, заставил вздрогнуть тени.

От смеха или еще по какой причине, застывшие в воздухе фигурки пришли в движение и упали на пол. Вячеслава тут же завопила, держась за подбитую коленку. Бабушка Фима кинулась к ней, причитая что-то о любви, заботе и неудачниках. Наташенька растянулась на полу, вытянув ноги, пытаясь прийти в себя. Туфлей на ней как не бывало, колготки порвались, а тушь растеклась по щекам. Семен тот час бросился к ней — и они обнялись с такой силой, будто не виделись тысячу лет. Клим стоял в растерянности. А Хватка сделала несколько резких шагов в сторону Брокка, но остановилась, поглядывая на Вальдемара.

Все вышеописанное прошло за считанные секунды. Еще не успех затихнуть смех, а муза сказала, обращаясь к одинокому колдуну.

— Расскажи мне об одиночестве!

И если бы кто-нибудь в главном зале (да и во всем Храме Зеркал и Улыбок) мог представить силу воздействия музы на одинокий разум человека, много лет назад лишившегося собственной души…

Взгляд Брокка затуманился.

— Я… это неверный способ. Я не хочу больше так жить. — шепнул Брокк.

— Я же всего лишь муза. Если честно, я существую на земле всего месяц. Я еще не успела разобраться в том, что вы, люди, называете одиночеством или любовью, тоской или паникой, страхом или привязанностью. Я такая молодая и неопытная…

Муза сделала первый робкий шаг. Брокк мотнул головой. Трость выпала из его руки.

— Я знаю, что ты хочешь сделать. Ты собираешься меня околдовать, чтобы забрать артефакт. — сказал он неуверенно. — и даже если ты будешь все отрицать, я не поверю. Слышишь? Не поверю! И тебя, Вальдемар, это тоже касается.