Николай Князев - Владигор. Римская дорога

— Молился… — Старик задумался. — Зевулусу какому-то вроде… Но я о таком боге не слыхал. Мы Перуну поклоняемся… А больше — Велесу.

«Кто ж это по моей земле ходит и своими, ЧУЖДЫМИ, знаками метит, будто пес окаянный?» — хмурясь, подумал князь.

Слушая торопливую речь старика, Владигор невольно морщился — что-то было не так в его словах: как они могли так скоро обжиться здесь на новом месте, и скотиной обзавестись, и поля расчистить — не говоря о том, чтобы такие хоромы срубить? В подобных домах в Ладоре богатые горожане живут, а эти селяне… Да тут от зари до зари топором маши — не поспеешь поставить домину к зиме. А ведь надо еще поле пахать и в лес за дичью ходить…

— Спасибо за хлеб-соль, хозяин добрый… — поднялся князь. — В путь пора.

Вышел во двор. Огляделся. Лиходей, не привязанный, шумно пил из колоды воду. Отрок, внучок хозяйский, пытался похлопать жеребца по крутой шее, но тот фыркал и отступал в сторону.

«Амбар»… Что-то заставило Владигора повернуть в эту сторону.

Ворота замкнуты двумя жердями, неведомо, от каких воров. Коли они все тут родня, то кого бояться? Князь скинул засов, шагнул внутрь. Со света не сразу разглядел их — человек восемь мужчин, сидевших на прелой соломе, в лохмотьях, с деревянными колодками на шее…

— Помилуй! — пискнул здоровенный парень, на четвереньках спешно убежал в угол и залег там, прикрылся ладонями.

Вот и разгадка. Вот они, руки, ладившие все эти хоромы. А старик, пыхтя, уже поспешает сзади.

— Кто они? — повернулся Владигор к хозяину.

Старик сладко улыбнулся. Какая милая улыбочка — ну просто мед.

— Пленники, князь. Из разбойного племени. Прежнюю избу мою пожгли. Ноне долг свой отрабатывают.

— Князь… — прошептал едва слышно кто-то за его спиной в амбаре.

— Точно… похож… На Светозора похож…

Парень тот, что прежде на четвереньках уполз в угол, теперь кинулся в ноги Владигору:

— Спаси, князь! Никакие мы не разбойники!.. Беглые мы… От Климоги бежали из самого Ладора… По лесам хоронились… А этот…

Досказать не успел. Свистнула в воздухе каленая стрела. И если бы не отскочил Владигор в сторону, как раз бы угодила ему в глаз — верная рука была у стрелка, должно быть, и в самом деле ходил на охоту в Заморочный лес.

— А ну уймитесь! — крикнул Владигор, обнажая меч и глядя вокруг, — уже никого не было возле амбара — схоронились и старик, и его сынки. — Отпустите пленников с наградой за труд — разойдемся миром… — Напрасно он кричал — никто не отозвался.

На свой манер истолковали сказанное — решили, трусит князь, испугался каленых стрел, — и вновь, уже в две руки, принялись стрелять. Наконечники у стрел — узкие, граненые, чтобы разом броню пробить. Верно, не только на зверей охотились лесные мужички. Но опять не поспели — перевернулся князь через голову и вмиг очутился за высоким стволом одинокой сосны. Отсюда не достать было его стрелкам, а сам он засаду их видел. Возле крыльца присел Тихоня. Братец его старший за углом сеней притаился. Владигор выхватил нож. Бить насмерть не стал — в плечо метнул. Тихоня негромко охнул и сполз на землю. Второй нож впился старшему в ногу.

На том сражение и кончилось. Заголосили бабы, заорал старик, прося пощады.

— Пощажу… — пообещал Владигор. — Но пленников своих отпустишь.

Вывел парней из амбара на двор, сам принялся сбивать с них деревянных колодки.

— Да что ж я без них делать стану — скотина вся пала, сынов ты моих покалечил, меня ведьма проклятая искусала. Сведешь работников со двора — мы к весне с голоду помрем с детьми малыми, князь.

— Как же ты помрешь, коли жатва уже закончена. У тебя, поди, зерна на три зимы припасено. А ты все воешь. Завтра на рассвете они уйдут.

— Как же, помрет он… — хмуро поддакнул один из пленников, уже немолодой, худой, как щепка. — А вот мы помрем, это точно. Зима впереди… Куда пойдем без жита?.. Разве что медвежонка поймать и ходить по деревням людям на потеху. Да уж поздно медвежат ловить, выросли с весны…

— Правду говорит. Незачем им со двора идти, — закивал старик. — Пусть остаются, я их в подклети поселю. Кормить за одним столом с домочадцами буду.

Бывшие пленники, отступая от князя, поближе к старику жались, будто был он им защитником, а князь — ворогом.

— Брешет, два дня покормит, а на третий опять одной похлебкой потчевать станет, — сказал молодой здоровяк с длинным, от брови до самого подбородка, шрамом через все лицо. От этого удара и глаз не уцелел, вытек.

«Верно, кличут его Одноглазом», — подумал Владигор.

— Да неужто никто не уйдет? — спросил князь.

Опять выходило, что ссора затеяна зря. Не надобно было за этих людей вступаться. Нравилось им голодными на старика спину гнуть — пусть бы дальше в амбаре сидели, похлебку жидкую хлебали, да хворостиной их бы хозяин по спине охаживал.

«Нет уж, надобно, по Правде и по Совести надобно…» — злился теперь Владигор не только на себя, но и на этих здоровенных восьмерых мужиков, согласных до скончания дней своих сидеть в амбаре.

— Я уйду, — сказал Одноглаз. — Прежде в Ладоре я кольчуги ковал. Мне в том мастерстве равных не было. Может, и вспомнят еще руки прежнюю работу.

— До утра погоди, — стал упрашивать его старейшина. — Куда ты на ночь глядя через лес побежишь?

— Да после тебя я никакой нечисти не боюсь, — усмехнулся Одноглаз. — Был бы нож вострый, а рука и так сильна.

Владигор отдал бывшему пленнику нож Тихони.

— Благодарствую, князь, — сказал тот, кланяясь низко, до земли. — Век не забуду твоего дара…

Старик поглядел на бывшего пленника с тоскою — пес цепной так глядит на брошенную вдалеке кость. Охота хватить зубами, а не достать. Не удержать ему Одноглаза — Владигор не позволит его и пальцем тронуть. А уйдет — некого в погоню пустить — сам стар, а сыновья, как щенята побитые, в избе лежат, Купава раны им перевязывает.

— Прощай, старик, — сказал князь, уже сидя на Лиходее. — Зимой наведаюсь, погляжу, как живешь, не терпишь ли в чем нужды…. Может, и загладишь свою вину, коли услугу мне окажешь…

— Какую? — навострил уши старик, хитро прищурил и без того узкие глаза.

— Знаешь место, где Доброд с Виремом себе надел расчищали?

— Как не знать… — засуетился старик. — Недалече будет. Я внучонка в провожатые дам…

— Не надо внучонка, — оборвал его Одноглаз. — Я дорогу туда знаю. Я и покажу…

Лаз был так узок, что поначалу казалось — в эту щель человеку ни за что не протиснуться. Смолистую ветку запалив, сунулся Владигор в нору. Хлопьями посыпалась на плечи сажа, глаза и нос запорошила. Верно, изо дня в день кто-то жег здесь костер. Ничего примечательного не было в этой норе, вот только, присмотревшись, приметил Владигор: в щели между камнями что-то блестит… Нагнулся, поднял… монета… такая же, какими кубки наполнены, которые Доброд нашел. Вынес монету на свет, стер грязь. Стал разглядывать.