Александр Шохов - Отец Смерти

Он устало вздохнул и присел на песок. Я заметил, что если смотреть на него со стороны отсутствующей левой половинки, Элексигаль становится невидимым.

— Объясни-ка мне все по порядку, — попросил я, вглядываясь в выражение его полулица и садясь напротив.

— Я демон-посредник, — сообщил Элексигаль. — Левая моя половина пребывает в глубинных мирах и является живым огнем. А моя правая половина путешествует по верхнему миру. Когда ты только задумывал создать свою пазиру, Иника предложила тебе соединить в ритуальной чаше твою кровь и кровь посредника. Вспоминаешь?

— Да, этот обряд я помню отчетливо.

Чаша, в которой моя кровь смешивалась с какой-то огненной субстанцией, которую Иника назвала кровью демона-посредника, представляла собой кристалл кварца, выращенный в форме неглубокого сосуда. Иника окружила чашу семью разноцветными огнями и надрезала мое запястье ритуальным бронзовым ножом. Потом я выпил половину получившегося зелья, а другая половина прямо на моих глазах исчезла из сосуда, оставив чашу сухой.

— После этого, — сказал Элексигаль, — я был вынужден помогать тебе. Но я нисколько не жалею об этом. Мы вместе с тобой совершили множество увлекательных путешествий в глубинные миры. Там ты обрел необходимые для сотворения пазиры силу и знания.

— Но ты сказал, что мы никогда не виделись.

— Так и есть. Но поверь, путешествовали мы вместе. Я тоже никогда не видел тебя раньше.

— Это какой-то абсурд.

— Это кажется абсурдом, — улыбнулся Элексигаль, и его улыбка шокировала меня своей половинчатостью. — Но подумай хорошенько: твое тело никогда не совершало путешествий в глубинные миры. И все-таки ты помнишь эти путешествия. Наши сознания путешествовали вместе. Потом ты создал пазиру, которая теперь угрожает существованию верхнего мира.

— Значит, вместе путешествовали наши сознания? — уточнил я.

— Именно так.

— И что же мы делали в этих путешествиях?

— В одном из них ты узнал, как усовершенствовать рукоять твоего меча Адила. С тех пор внутри него расположен твой секретный резервуар сознаний. О котором Отец Смерти даже не подозревает.

— Я и сам не подозревал об этом до настоящего момента, — сказал я.

— Возьми меч в руку, он напомнит тебе все, что ты позабыл.

Я извлек Адил и полюбовался тем, как играют звездные лучи на клинке. Потом, сосредоточив внимание на рукояти, я почувствовал, что надо под определенным углом нажать на одну из выпуклостей узора, покрывавшего гарду. Я сделал это и испытал физическое ощущение наполнения. Должно быть, то же чувствует бокал вина, который наливают до самых краев.

Будучи не в силах сидеть на месте, я вскочил и начал ходить перед сидящим молча Элексигалем. Я вспомнил удивительные грезы, из которых возвращался, окрыленный новыми идеями. Это не были сны, потому что когда я видел их, я не спал. Окружающие часто вообще не замечали этих моих путешествий: в повседневном мире проходило мгновение, но между ограничивающими его мигами я успевал совершить полное приключений путешествие в бездну и вернуться обратно. Тогда мне казалось, что любые два момента времени отделены друг от друга бесконечностью, которую преодолевает все существующее. Преодолевает, не осознавая этого. Именно в эти бездны я научился погружаться, вынося из них новый опыт.

Да, в рукояти Адила и впрямь находился резервуар сознаний. Но он был пуст.

— Очень жаль, что там пусто, — произнес Элексигаль.

— Ты надеялся кого-то найти?

— Инику. Ее сознание исчезло после того, как ты создал пазиру.

— Значит, братья-сойкеро так и не поймали ее сознание?

— Нет, не смогли. Я хочу найти ее, чтобы она разорвала нашу с тобой связь.

— Ты же сказал, что не жалеешь о том, что соединил свою кровь с моей.

— Мне надоело испытывать боль, когда ты испытываешь ее. Да и тебе уже надоело, наверное, чувствовать себя располовиненным на два мира.

— Признаться честно, я никогда не думал о себе как о располовиненном. Но, наверное, ты близок к истине, описывая так мое душевное состояние.

— Впервые вижу сойкеро, который говорит о своей душе, — усмехнулся Элексигаль. — Я начал искать тебя сразу после твоего возвращения в вероятностный мир. И очень рад, что пазира помогла мне узнать тебя. Кстати, ты можешь сказать, чем ты здесь занимаешься?

— Я и сам не знаю ответа на этот вопрос, Элексигаль. — Ты сможешь вывести меня из этой пустыни?

— Конечно. Чего не сделаешь для брата? Возьми меня за руку, и пойдем.

Я ощутил в ладони прохладу его руки, и тотчас мир вокруг разделился на две части: левую и правую. Правая часть содержала в себе пустыню с оазисом, а левая — пространство, заполненное огненными вихрями.

Мы шагнули в левую часть мира, и пустыня исчезла из наших глаз.

Я не сразу понял, что произошло. Сильно болело сломанное крыло, и мысли с трудом возникали в голове. Было ясно одно: я, подхваченный сгустками ветра, уносился прочь от оазиса. Рядом со мной, на таком же комке живого ветра, несся в пространстве Лаэрций. Он был без сознания. Крита с нами не было. Слева я видел безвольные тела девушек, которых наши похитители тоже захватили с собой.

Я постарался успокоиться, четко понимая, что сейчас ничего сделать нельзя. Нас несли в неизвестность странные существа, сгустки живого ветра. Под нами проносилась пустыня, и наши тени мчались по ней, перепрыгивая через барханы. Впереди показались горы: не очень высокие. Когда мы подлетели ближе, стало видно, что все они в разных направлениях изрезаны ущельями. Как будто дюжина разгневанных великанов рубила их своими огромными мечами.

Когда мы достигли гор, сгустки живого ветра сбросили девушек в пропасть. Я приготовился разделить их судьбу, и обдумывал, как мне успеть подхватить Лаэрция и мягко спланировать на скалы, в основном пользуясь здоровым крылом. Но меня и Лаэрция плавно опустили на небольшое плоскогорье, со всех сторон окруженное ущельями.

Потом сгустки живого ветра взмыли вверх, превратившись в белесые вихри, и скрылись из виду.

Мне пришлось несколько раз ударить по щекам Лаэрция, чтобы он открыл глаза.

— Что случилось? Где мы? — спросил он.

— Нас унесли из оазиса какие-то сгустки живого ветра. Крит, наверное, остался там. И можешь благодарить судьбу, что нас не сбросили в пропасть, как этих несчастных девушек, жительниц оазиса.

Я показал рукой на Север, где над ущельем кружились огромные стервятники.

Лаэрций приподнялся на локте, потом встал.

— Ты можешь лететь? — спросил он.

— Пока нет, — ответил я. — Не стоит рисковать. Мое снадобье заживит рану через пару дней.

— Наш Перевозчик может быть в беде, — сказал Лаэрций. — Я ненавидел его, когда мы жили на том берегу реки. А теперь готов отдать жизнь, чтобы прийти к нему на помощь.